Бедная Настя. Книга 8. Воскресение
Шрифт:
И все же передышка пошла ему на пользу — пока он поправлялся, Санников не только отдохнул и посвежел, но и написал тот самый дневник, который вскоре был отправлен им Анне. Прочитав его, Анна вздохнула — горестно за всех страдальцев Севастополя, облегченно за сестру: она была жива и в надежных руках. А потом опять долго не было писем — последняя весточка неожиданно пришла от Сони, что несколько насторожило Анну: писать сестра любила только маслом. В своем послании Соня сообщала, что встретила удивительного человека, голландского ботаника, который заворожил ее рассказами про тайны уральских гор, и она решила присоединиться к его экспедиции. Правда, в последних строках следовала приписка — Павел Васильевич тоже едет с нами, и взволновавшаяся было Анна успокоилась. И вот этот конверт!
Из листочков,
Составить полную картину произошедшего из попавших в руки Анны обрывков дневника было трудно. В одном фрагменте текста было что-то про ученого аптекаря Ван Хельсинга, искавшего в горах соцветия редких трав, прославленных в народной медицине своими исключительными целебными свойствами. В другом было дано описание какого-то места в горах — по ходу изложения Санников все удивлялся, откуда и чем питает свои воды роскошное озеро в горной котловине. Еще там попадалось упоминание старого скита и изумление прекрасным состоянием икон — точно кто-то берег их и следил, чтобы свечи не гасли, и это в непроходимой тайге?!
А вот сейчас Анна разволновалась по-настоящему. Как могло случиться, что Санников был найден в лесу один, и куда исчезла Соня? И что это была за экспедиция в такое время?! Война отнимала у страны все финансовые и человеческие ресурсы, а какой-то ботаник отправляется в горы за цветами для аптекарей? Вряд ли это могло быть военным заказом — спасти Россию могли не лекарства, а мир.
Анна не раз говорила об этом с Марией, хотя ей больше приходилось слушать, ибо она не была столь детально осведомлена, как была посвящена во все события Ее высочество. У Марии имелся свой взгляд на войну, и когда Анна с гордостью рассказала ей, какой овацией встретила публика в зале реплику героя из драмы Озерова «Дмитрий Донской», показанной днями в Александринском театре, — «Лучше погибнуть в бою, чем признать позорный мир!», Ее высочество лишь грустно улыбнулась и промолвила:
— Иной раз лучше позорный мир, чем полное уничтожение.
— Но имеет ли кто-либо право обрекать на позор народ, не спросив у него прежде, готов ли он к такой жертве ради спасения чести? — воскликнула Анна, удивленная пораженческими настроениями своей госпожи.
— Наша беда заключается в том, — вздохнула Мария, уже давно и в вере своей, и душою ставшая русской — даже более русской, нежели иные, исконные, — что мы вынуждены молчать. Мы не можем сказать народу, что эта война началась совершенно глупо, бесцеремонным захватом Дунайских княжеств. Что велась она вопреки здравому смыслу, что страна была не готова к ней, не имея достаточного количества оружия и боеприпасов, что у нас плохо организовано управление на всех уровнях и слишком мало порядка. Что наши финансы на исходе и что наша внешняя политика уже давно проводится в неверном направлении, и что все это привело нас в ту ситуацию, в которой мы сейчас находимся…
Сохранив откровения Марии в тайне, Анна, тем не менее, преисполнилась тогда великой печали, запомнив сказанные Ее высочеством слова, — они были полны горечи и столь глубокого сожаления, что заставили Анну смотреть на происходящее и думать о нем иначе. И вот в такое-то время — ботаническая прогулка? Это было совершенно несвоевременно, и, следовательно, — в высшей степени подозрительно. И потому назавтра же Анна отправилась навести справки об этой странной экспедиции.
Она надеялась найти ответ в Университете, но там ничего не слышали ни о Ван Хельсинге, ни о поисках целебных трав в уральских горах. Декан посоветовал Анне обратиться в Департамент землепользования, но и там на расспросы Анны лишь развели руками. Разочарование ждало Анну и в Русском географическом обществе. Сообщение Анны о неизвестной экспедиции вызвало крайнее удивление чиновников, категорически отрицавших не только факт подобного предприятия, но самую возможность его проведения в военное время. Впрочем, высказал свое предположение один из сотрудников Общества, вполне вероятно, что поездка составлена и оплачена могла быть кем-то из иностранцев, содействующих развитию науки в России, и порекомендовал продолжить розыски по линии Министерства иностранных дел… Уходя, Анна почувствовала на себе сочувственные взгляды чиновников и поняла, что они посчитали ее за сумасшедшую, однако мысль об иностранном ведомстве показалась ей интересной. И Анна написала министру Титову, с которым познакомилась в Константинополе, с просьбой принять ее. Ответ последовал на следующий день — Владимир Петрович приносил извинения, что ввиду своей исключительной занятости государственными делами не может выслушать баронессу в личном порядке у себя дома, и просил Анну завтра приехать в ведомство Нессельроде. Встречавший ее чиновник с предупредительной вежливостью проводил гостью министра в его кабинет, и Титов с искренней сердечностью вышел ей из-за стола навстречу и, поцеловав руку, предложил сесть.
Какое-то время они вспоминали недавние события, разгоревшиеся вокруг похищения Вифлеемской звезды, потом Титов осведомился о ее службе при дворе, проявив при этом замечательную осведомленность, и, лишь еще раз сделав круг словесных реверансов в сторону своей гостьи, спросил, по какому вопросу баронесса решила обратиться к нему, а, узнав, в чем дело, тотчас же вызвал звонком помощника и велел ему выяснить, сможет ли сейчас принять Анну его коллега по департаменту.
— В ведении полковника — все иностранные лица, приезжающие в страну для осуществления научной деятельности, — пояснил Титов, — уверен, Сергей Игнатьевич окажет вам всемерное содействие в этом вопросе.
Однако вопрос, заданный Анной, коллегу Титова не только не удивил, а насторожил. Она не увидела этого на лице полковника Велехова — гладко выбритом и непроницаемом, не услышала в интонациях голоса — ровного и бесцветного, но каким-то шестым чувством поняла — что-то случилось, и от того серьезно встревожилась. А когда чиновник осторожно принялся расспрашивать ее о подробностях полученной ею информации — когда, при каких обстоятельствах и из чьих рук, — Анна не просто укрепилась во мнении, что здесь не все чисто, а уверилась, что обратилась точно и пришла по адресу. И, тем не менее, заинтересованно расспросив Анну и получив ответы на все свои вопросы, полковник развел руками — это какое-то недоразумение, и вряд ли мы способны вам помочь. Никакого Ван Хельсинга среди иностранцев, пересекавших российскую границу за последние несколько лет, зарегистрировано не было, сказал Анне полковник, даже не потрудившись хотя бы для видимости свериться с официальными документами. Нет, он просто объявил — такой фигуры в природе не существует, а что касается присланных ей фрагментов из дневника, то вряд ли их можно считать сколько-нибудь серьезным доказательством.
— Подозреваю, что господин Санников, будучи известным литератором, работал над созданием нового романа, — успокаивающе улыбнулся Анне полковник Велехов, — в будущем, уверен, он займет достойное место в нашей литературной табели о рангах. И сюжет, который вы мне поведали, представляется интересным своевременностью — мы все так устали от военных сводок, что авантюрная повесть о приключениях пропавшейв тайге, почти в джунглях, экспедиции может отвлечь читателей от обсуждения ужасов сражений и созерцания наших военных неудач.
— Вы полагаете, Сергей Игнатьевич, что за написание авантюрного романа убивают? — с неподдельной наивностью спросила Анна.
— Вполне возможно, господин литератор стал жертвой разбойного нападения, — пожал плечами чиновник и сочувственно спросил. — Разве положение господина Санникова совсем уже плохо?
— По крайней мере, так мне сообщили из уездной больницы, где сейчас и находится Павел Васильевич, — не удержалась от нотки упрека Анна.
— Вот видите, господин Санников не одинок — он в руках наших славных эскулапов, — снова добродушно улыбнулся ее собеседник. — Полагаю, вам следует хорошенько отдохнуть и дождаться возвращения, как вашего подопечного, так и вашей сестры. Уверен, в самое ближайшее время все разрешится, и вы поймете, что волновались напрасно…