Бедный Коко
Шрифт:
Наверное, я очень скоро показался мальчику одним из тех, кто отнял у него тайну – причем ту, которой он втайне жаждал обладать. Это почти гневное заявление, что есть книги, которые он уважает; это явно заветное желание самому написать книгу (показать, «как это по– настоящему», будто убогость фразы не кастрировала ab initio [8] желание, которое выражала!). Этот поразительный парадокс слова и поступка, заложенный в ситуации, – вежливый разговор, пока он обворовывал комнату. Это наверняка достаточно осознанное противоречие в его взглядах; это перескакивание с одной темы на другую… Все это сделало сожжение моей книги, на его взгляд, более чем оправданным символом. Ведь на самом деле сжигался «отказ» моего поколения передать дальше какую-то свою магию.
8
с самого начала (лат.).
Моя судьба, вероятнее всего, решилась, когда я отверг его пожелание, чтобы я сам написал о нем. В тот момент я принял это желание за своего рода дендизм, нарциссизм – называйте как хотите. Печатный текст как зеркало для эго. Но я думаю, на самом деле он искал – во всяком случае, бессознательно, – приобщения к магической силе… и возможно, потому, что не мог поверить в ее существование, пока ее не приложили бы к нему самому. В определенном смысле он положил собственную потребность на чашу весов против того, что я назвал давно умершим романистом, и больше всего его, вероятно, возмутило приложение драгоценного дара магии слова, в котором ему было отказано, всего лишь к еще одному неизвестному магу слов. Я знаменовал запертый магазин, элитный клуб, некое замкнутое в себе тайное общество. Вот что, почувствовал он, ему требовалось уничтожить.
Я не утверждаю, что все исчерпывалось только этим, но я убежден, что в этом заключена самая суть. Да, конечно, обвинение всех нас, старых и молодых, кто все еще ценит язык и его мощь, очень несправедливо. В своем большинстве мы волей-неволей делали что могли, лишь бы слово, его тайны и магия, его науки и его искусства смогли выжить. Истинные злодеи недоступны индивидуальному контролю: торжество визуальности, телевидения, учреждение универсального необразования, социальная и политическая (может ли кто-нибудь из античных мастеров языка стенать в своей могиле громче Перикла?) история нашего неуправляемого столетия, и только Небу известно, сколько тут еще действует факторов. Однако я не хочу рисовать себя невинным козлом отпущения. Я верю, мой юный бес в одном совершенно прав.
Я действительно был виновен в глухоте.
Я сознательно дал этому рассказу темное заглавие и непонятный эпиграф. Прежде чем выбрать первое, я испытал его на многих подопытных кроликах. Общее мнение, видимо, склоняется к тому, что «Коко» значит что-то вроде «бедный клоун». Это сойдет для первого слоя его значения, однако я не хотел бы, чтобы его связывали только с одним из двух действующих лиц в рассказе или чтобы все ограничилось таким толкованием. Коко тут не имеет никакого отношения к Коко с красным носом-пузырем и в рыжем парике. Это японское слово и означает достойное сыновнее поведение, должное почитание отца сыном.
Последнее слово останется за моим неудобопонятным эпиграфом, который послужит приговором и отцу, и сыну. Он с печальным предвидением порожден одним из вымерших языков на наших островах – старокорнуолским.
Слишком длинен язык, а рука коротка,
Но землю свою потерял безъязыкий.