Бег по вертикали
Шрифт:
(«Вы не должны паниковать. Вы не должны съеживаться от страха».)
— Рэнсом — это ваше настоящее имя?
— Нет.
— А Джон?
— Нет.
— А вы не хотите сказать мне, как вас зовут на самом деле?
— Нет.
— Вы не возражаете, если я буду звать вас Рэнсомом? Или лучше Джоном?
Рэнсом подумал.
— Лучше Рэнсом.
— Отлично, пускай будет Рэнсом. Мистер Рэнсом, я хотел бы попросить вас об одной услуге.
— Валяйте.
— Скажите, почему вы здесь? В смысле, из-за чего все это?
— Извините, не могу.
Дейв подпустил в голос горечи.
— Премного благодарен. Но почему вы не можете мне сказать? Это что-то такое, чего мне не следует знать?
— В этом роде.
«Он принюхивается к приманке. Теперь попробуй немного поныть».
— Ну тогда ладно. Но какие у меня варианты? Мы не могли бы договориться?
— Боюсь, нет, мистер Эллиот. Из этой ситуации есть только один выход. Лучшее, что я могу предложить вам, — сделать это безболезненно. Припомните ваш военный опыт — и вы поймете, что я имею в виду.
Дейв прикусил губу. Что этот человек знает о его армейском досье? И как он смеет припутывать это сюда?
— О чем вы?
Голос Рэнсома потеплел. Смена интонации была едва заметной, но она была.
— Вчера ночью я прочел вашу старую папку номер двести один.
«Всего лишь вчера ночью? Что за чертовщина?…» Рэнсом продолжал:
— Похоже, мы с вами получили одинаковую подготовку, в одном и том же месте. Элитная академия изящного этикета дядюшки Хо. Вы были из резервистов. Ну а я был девяностодневным чудом. Но это сейчас неважно. Важно другое: хоть я и побывал там раньше, мы с вами были в одних и тех же частях, в одних и тех лее местах, в одной и той же преисподней. Мы даже докладывали одному и тому же командиру.
— Мамба Джек! — выпалил Дейв.
Плохо, очень плохо.
— Да, полковник Крютер. Я был в его команде, как и вы. А Джек брал к себе лишь людей определенного сорта. Таких, как я, таких, как вы. Особенных людей.
Дейв заставил себя рассмеяться.
— Рэнсом, вы что, пытаетесь сказать мне, будто считаете меня крепким орешком?
— Вы сами это знаете, приятель. Иначе бы на вас не напялили зеленый берет. Вы его носили. Я его носил. Мы те, кто мы есть.
Дейв не хотел этого слышать.
— Возможно. Но я уже давно другой.
— Не думаю. Если уж вы были одним из нас, вы навсегда останетесь одним из нас. — Голос Рэнсома задрожал, в нем звучала воинская гордость. — Это все равно что быть коммунистом или католиком. Этого не бросишь. Подумайте сами: вы до сих пор сохранили навыки. Вы по-прежнему профи. Не верите мне — спросите Карлуччи.
— Мне просто повезло.
— Не думаю.
(«Вас спасут только логика и здравый смысл».) Дейв повысил голос; теперь он говорил быстрее, с рассчитанной нервозностью.
— Ну ладно, ладно. К чему вы клоните?
— Да очень просто. Вы отслужили свое достойно, во всяком случае, до последнего эпизода…
— Некоторые сказали бы, что это был единственный эпизод, где я показал себя достойно! — огрызнулся Дейв.
— Да, — протянул Рэнсом, — но мы с вами знаем, что это за «некоторые». Но я говорю о том, что вы носили военную форму, служили там, где служили, и притом вместе с лучшими.
— Ну так и что?
— И потому вам кое-что причитается от меня.
Дейв еще повысил голос:
— И что же?
Теперь он почти визжал.
— Одна услуга. Всего одна. Сначала вы кидаете мне свою дурацкую пукалку. Потом вы выходите и становитесь как положено. Вы ведь не забыли, как положено? На колени, руки за спину. Вы опускаете голову, а я делаю остальное. Чистенько и аккуратно. Это лучшее, что я могу вам предложить, мистер Эллиот. В противном случае… что ж, приятель, нас ждет очень суматошное утро.
— О господи! — Дейв произнес это, словно вопль ужаса. Ему хотелось, чтобы его голос звучал почти истерично — не совсем, но почти. — Это вы называете лучшим? Боже мой!
— А вы подумайте. Могло быть и хуже.
(«А что нам говорят логика и здравый смысл, джентльмены?»)
Дейв сбросил пиджак и досчитал до пятидесяти. Потом застонал.
— Ну давайте же, мистер Эллиот, будьте рассудительны. Не мучайтесь без надобности.
— А не могли бы вы… то есть мы… ну, поговорить об этом? Если бы вы только сказали мне, в чем проблема…
«Не переигрывай. Он заподозрит, что дело нечисто».
— Я бы с удовольствием, но не могу. Послушайте, мистер Эллиот, когда-то мы с вами занимались одним делом. Помните, как это было? Ну, мне очень жаль, но сейчас дело обстоит так же. Так что, мистер Эллиот, мы оба знаем, как это бывает, и оба знаем, что другого пути нет. Посмотрите в лицо фактам, приятель: чем дольше вы ждете, тем хуже оно будет. Пожалуйста, мистер Эллиот, я вас спрашиваю: неужели вы хотите себе лишних сложностей?
Голос Рэнсома звучал мягко, сочувственно, подбадривающе.
(«Единственный рациональный ответ — привести врага в такое состояние, чтобы он не мог больше стрелять в вас».)
— Э-э… в смысле… ну… Может, мы бы… ну…
Дейв замахнулся как следует и швырнул свой пиджак в коридор. Несколько пуль из пистолета с глушителем разнесли его в клочья прежде, чем он успел упасть на пол.
Дейв улыбнулся, мысленно подсчитывая, сколько выстрелов сделал Рэнсом. Его внутренний голос, его ангел-хранитель насмешливо произнес голосом утенка Даффи: «Ты, конечно, понимаешь, что это означает войну…»
5
Он не испытывал ненависти к войне. И двадцать пять лет назад он ненавидел ее ничуть не больше, чем сегодня. Были люди, которые ненавидели войну. Но Дейв Эллиот не принадлежал к их числу. Дейву Эллиоту она скорее нравилась — во всяком случае, нравилась до тех пор, пока он не понял, во что она его превращает.
Особенно Дейву нравилось воевать с хорошим противником. Чем лучше был враг, тем счастливее был Дейв. Когда ты знаешь, что твои противники — закаленные, умные профессионалы, война становится… становится…