Бег в темноте
Шрифт:
Немного подождав и так ничего и не услышав, Никита отодвинулся от двери, потрогал щеколду, будто проверяя, хорошо ли она защёлкнута, задумчиво покачал головой и, выключив в прихожей свет, направился вслед за товарищем на кухню.
Егор, которого уже около минуты не было слышно, сидел у окна, расслабленно откинувшись на спинку стула, вытянув ноги вперёд, положив левую руку на край квадратного обеденного стола, а правую бессильно уронив на колени. Голова его склонилась на грудь, губы беззвучно шевелились, точно он продолжал, но уже про себя, свои рассуждения, покрасневшие, мутноватые глаза медленно вращались в орбитах
– И как же всё-тки наз-звался тот коньяк, что мы пили сёдня у Влада?.. Больша-ая такая бутылка… этикетка яркая… Я от всё вспомина-аю, вспомина… и никак не могу… Совсем из головы вон… А ты не помнишь?
Никита смерил внезапно и резко ослабевшего, едва лепечущего друга насмешливым взглядом и, проигнорировав его сбивчивый, с трудом сформулированный вопрос, наставительным тоном посоветовал:
– Ты, прежде чем заснуть, сходил бы в ванную, ополоснулся малость. А потом уже и на боковую можно. С чистой совестью.
Но Егор уже не слышал его. Последний, едва уловимый звук замер на его онемевших, чуть приоткрытых губах, окончательно потухшие, лишившиеся остатков мысли глаза понемногу смежились, голова низко свесилась на грудь. И вскоре послышалось вырывавшееся из его рта ровное, с тихим присвистом дыхание – неизменный спутник крепкого, здорового сна.
Никита постоял ещё немного на пороге кухни, с улыбкой взирая на неожиданно быстро сломавшегося любителя коньяка, а затем, стянув с себя увлажнённую, неприятно липнувшую к телу рубашку, отправился в ванную, откуда вскоре послышался шум бегущей из крана воды.
Егор же тем временем спал и, вероятно, видел сны. И, судя по всему, приятные, так как по его лицу постепенно расплылась довольная, немного глуповатая улыбка, губы сладко причмокнули, а из груди истёк протяжный томительный вздох.
Но затем что-то изменилось. Черты его вдруг напряглись и исказились, улыбка быстро растаяла, брови нахмурились. Он беспокойно заворочался на стуле, задышал чаще и провёл рукой по лицу, точно пытаясь прогнать какое-то мрачное видение, внезапно явившееся ему после светлых и отрадных картин и прервавшее короткое удовольствие от их созерцания. И наконец, возможно увидев что-то ещё более тягостное и пугающее, он вздрогнул всем телом, резко вскинул голову и проснулся.
Несколько секунд он тупо смотрел перед собой мутными, подёрнутыми дымкой глазами, глубоко и отрывисто дыша и по-прежнему хмуря брови. И лишь после того как окончательно потускнели и рассеялись смутные тёмные видения, представившиеся ему в коротком сне, мало-помалу пришёл в себя, огляделся вокруг и криво усмехнулся.
– Привидится ж дрянь такая! – пробормотал он, потирая пальцами нахмуренный лоб. – Мерзость какая-то…
Он посидел ещё некоторое время на стуле, рассеянно озираясь кругом и прислушиваясь к шуму и плеску воды, доносившимся из ванной, а потом, тяжело опёршись на подлокотники, не без усилия поднялся и, чуть пошатываясь, направился в прихожую, откуда вскоре вернулся с мобильником, пачкой сигарет и зажигалкой. Вновь расположившись на
Его размышления были прерваны появлением друга. Снова показавшийся в дверях Никита – на этот раз, после водных процедур, заметно посвежевший, разрумянившийся, как будто сбросивший с себя значительную часть утомления и нервного напряжения – испустил протяжный вздох, провёл ладонью по влажным взлохмаченным волосам и с улыбкой посмотрел на приятеля.
– А, ты уже проснулся! А то когда я уходил, ты был в полном отрубе. Спал сном младенца. Что-то ещё пробубнил напоследок о своём коньяке – и отключился.
– Да-а, коньячок был ништяк, – с по-прежнему немного задумчивым видом протянул Егор. – Мне отчень пондравился… Только, хоть убей, не помню его марку. Ты не помнишь случайно?
– Не помню, – равнодушно промолвил Никита, поправляя большое махровое полотенце, плотно облегавшее его талию и опадавшее ниже колен. – Я вообще коньяк не очень-то люблю. Крепковат.
– А вот я так уважаю коньячишко, – проговорил Егор, немного оживляясь. – В умеренных дозах, конечно.
– Ну, если в умеренных, то можно, – с тонкой усмешкой заметил Никита. – Но с нас коньяка и всего такого прочего на сегодня достаточно. А сейчас, я думаю, лучше всего чайку выпить. Перед сном, по-моему, в самый раз.
Егор безучастно кивнул и снова принялся вертеть между пальцами так и не зажжённую сигарету.
Никита набрал в чайник воды и поставил его на огонь, а затем, ещё раз поправив свою набедренную повязку и двинувшись вон из кухни, бросил на ходу:
– Пойду переоденусь.
Егор опять машинально качнул головой и, устремив взгляд в одну точку, вновь о чём-то задумался.
Через пару минут вернулся Никита, уже одетый по-домашнему – в лёгкие спортивные штаны и полосатую майку. Он снял с плиты закипевший, готовившийся засвистеть чайник и налил кипяток в чашки, после чего бросил в них по пакетику «липтон». Потом сел за стол, напротив товарища, также откинувшись на спинку стула и помешивая ложечкой горячий дымящийся чай.
Некоторое время они молчали. Каждый думал о своём, возможно перебирая в памяти события прошедшего дня, или же, скорее всего, вновь, на этот раз мысленно, переживая странные и таинственные происшествия, случившиеся с ними по пути домой.
Подтверждением последнего были слова Никиты, первым нарушившего молчание и заговорившего о том, что, по-видимому, занимало его сейчас больше всего.
– Ты знаешь, – медленно, не очень твёрдо произнёс он, глядя куда-то в сторону, – у меня почему-то такое ощущение, – сам не знаю, откуда оно взялось, – что… в общем, что я уже видел его когда-то…
– Кого? – покосился на него Егор.
Никита не ответил, уверенный, что приятель сам отлично знает, о ком идёт речь.
Егор, сразу же догадавшись, кто имеется в виду, чуть усмехнулся и, отхлебнув из своей чашки, поинтересовался:
– И где ж это, любопытно знать, ты мог его видеть?
– Не помню, где и когда, – Никита задумчиво нахмурил лоб, словно пытаясь проникнуть мыслью в далёкое прошлое. – Знаю только, что где-то когда-то, может быть, очень давно, видел. Его одежда, фигура, взгляд, – согласись, их, раз увидев, уже трудно забыть, – сегодня с самого начала показались мне знакомыми.