Бег вслепую
Шрифт:
Я прицелился, но навел винтовку не на окно, а на стену чуть ниже и левее окна. Затем я нажал на курок и через сильную оптику увидел, как деревянная обшивка стены расщепилась от попадания пули. Раздался слабый крик, за окном что-то промелькнуло, и в ту же секунду я увидел человека, выпрямившегося в полный рост с руками, прижатыми к груди. Он покачнулся назад и исчез.
Я был прав — винтовка Флита способна пробивать стены. Я перевел прицел на нижние комнаты и начал методично посылать пули в стену возле каждого окна на первом этаже, в те места, где с наибольшей вероятностью мог кто-нибудь укрываться. Каждый раз, когда я нажимал на курок, разорванные сухожилия на моей руке отвечали бурным протестом, и я облегчал боль тем, что рычал во весь голос.
Я почувствовал, что Элин дергает меня за штанину.
— В чем дело? — спросила она встревоженно.
— Не отвлекай мужчину, когда он занят делом, — сказал я и перевернулся на спину. Я отсоединил от винтовки пустой магазин. — Наполни его — мне сложно сделать это самому.
Эти вынужденные периоды ожидания с незаряженным оружием беспокоили меня, и я пожалел, что у Флита не было с собой запасной обоймы. Если бы кто-нибудь атаковал нас в такой момент, это вполне могло причинить нам большие неприятности.
Я убедился в том, что Элин заряжает магазин нужными патронами, а затем снова перевел взгляд на дом. Оттуда доносились стоны и испуганные крики. Я не сомневался, что там царит сильное смятение; мысль о том, что пуля способна пробивать стену и поражать человека за ней, могла сильно расстроить любого, кто скрывался сейчас за этими стенами.
— Вот, — сказала Элин и передала мне магазин, наполненный патронами. Я вставил его в винтовку, которую снова положил перед собой, и в тот же момент увидел, что человек выскочил из дома и скрылся за «шевроле». Я мог видеть его ноги через оптический прицел. Ближайшая ко мне дверь была широко открыта, и, мысленно извинившись перед Ли Нордлинджером, я послал пулю через машину и сквозь металл дальней двери. Ноги переместились, и человек вышел из-за укрытия. Это был Ильич. Он держал руки прижатыми к шее, и кровь хлестала у него между пальцами. Он сделал еще несколько неуверенных шагов, потом упал, перевернулся на спину и замер неподвижно.
Мне становилось все более сложно передергивать затвор своей искалеченной рукой. Я попросил Элин.
— Ты не могла бы подползти поближе ко мне? — Когда она приблизилась вплотную с правой стороны, я сказал: — Приподними вверх вот этот рычаг, оттяни его назад, а затем снова толкни вперед. Только когда будешь это делать, опусти пониже голову.
Я крепко сжал винтовку своей левой рукой, а она передернула затвор и вскрикнула, когда стреляная гильза неожиданно выпрыгнула прямо ей в лицо. В такой странной манере я послал еще три пули в разные точки дома, где они, как мне показалось, могли причинить наибольший ущерб. Когда Элин дослала в ствол последний патрон, я отсоединил магазин и попросил ее наполнить его снова.
Чувствуя себя спокойнее с этим патроном, оставленным в стволе в качестве страховки от разного рода случайностей, я продолжил вести наблюдение за домом, составляя в уме предварительный рапорт о потерях противника. Трех человек я убил совершенно точно, ранил еще одного — снайпера в верхней комнате, а возможно и двух, если судить по стонам, все еще доносящимся из дома. Итого получается пять-шесть, если включить сюда Кенникена. Вряд ли их было там больше, но к ним в любой момент могла подойти подмога, не следовало забывать про то, что в доме имелся телефон.
По звукам, доносившимся из дома, я попытался определить, не Слейд ли это издает такие жалобные протяжные стоны. Но хотя я хорошо знал его голос, нечленораздельные завывания не дали мне определенного ответа. Я взглянул вниз на Элин.
— Поторопись! — сказал я.
Она отчаянно вертела в руках магазин.
— Один из патронов застрял.
— Сделай все, что можешь.
Я снова выглянул из-за лежащего передо мной камня, и мои глаза уловили какое-то движение позади дома. Кто-то сделал то, что им всем следовало сделать с самого начала — выпрыгнул из окна в тыльной части дома. Только потому, что поражающая мощь моего оружия оказалась для них полной неожиданностью, этого не случилось раньше, а такой маневр был для меня весьма опасен, поскольку я мог оказаться в окружении.
Я установил оптический прицел на максимальное увеличение и поймал в него отдаленную фигуру. Это был Слейд, целый и невредимый, за исключением своей перевязанной руки. Он, как олень, перепрыгивал с кочки на кочку, рискуя свернуть себе шею. Полы его плаща развевались на ветру, а руки были вытянуты в стороны, чтобы помогать ему сохранять равновесие. По удобному дальномеру, встроенному в прицел, я установил, что он находится от меня на расстоянии чуть менее трехсот ярдов и с каждой секундой удаляется все дальше.
Я сделал глубокий вдох и, медленно выпустив воздух из легких, взял прицел. Я чувствовал сильную боль в руке, и мне было трудно контролировать дрожание нити прицела. Три раза я был готов произвести выстрел и три раза ослаблял давление на курок, потому что перекрестье прицела уходило в сторону от цели.
Когда мне исполнилось двенадцать лет, отец купил мне мое первое охотничье оружие, и проявив мудрость, он выбрал для меня однозарядную винтовку двадцать второго калибра. Когда мальчик, охотящийся на кроликов и зайцев, знает, что в его распоряжении имеется только один патрон, он также понимает, что первый выстрел будет единственным и решающим, и невозможно придумать лучшего упражнения для того, чтобы заложить навыки хорошей стрельбы. Теперь, когда мне снова предоставлялось право на один единственный выстрел, я вернулся в свое детство, но на этот раз в прицеле моей винтовки был не кролик, а скорее тигр.
Мне было сложно сконцентрировать свое внимание, я чувствовал головокружение, и серая пелена периодически возникала у меня перед глазами. Я мигнул, пелена исчезла, и фигура Слейда появилась передо мной в перекрестье прицела, обрисованная с неестественной четкостью. Он начал удаляться от меня под углом, и, прикинув скорость его бокового смещения, я позволил ему достичь точки прицеливания. У меня в ушах шумела кровь, и я вновь почувствовал головокружение.
Мой палец, преодолевая боль, сделал финальное усилие, и приклад винтовки толкнул меня в плечо, в то время как судьба Слейда полетела за ним вдогонку со скоростью две тысячи миль в час. Отдаленная фигура дернулась, как марионетка, у которой внезапно оборвались все нитки, покачнулась и исчезла из виду.
Я перевернулся на спину, чувствуя, что шум в моих ушах становится оглушающим. Головокружение усилилось, и серые волны, вновь появившиеся у меня в глазах, становились все чернее. Я увидел красный круг солнца, смутно проступающий сквозь темноту, а затем потерял сознание, и последнее, что я слышал, был голос Элин, выкрикивающий мое имя.
3
— Это была ложная операция, — сказал Таггарт.
Я лежал на больничной койке в Кьеблавике, а в дверях моей комнаты стоял охранник, поставленный туда не столько для того, чтобы помешать мне покинуть госпиталь, а скорее, чтобы защитить меня от посторонних глаз. Я являлся потенциальным cause celebre, [11] casus belli [12] и всеми прочими иностранными выражениями, которые ведущие журналисты «Таймс» в моменты кризиса с готовностью выплескивают на первые страницы, и все усилия были направлены на то, чтобы ситуация оставалась потенциальной и ни в коем случае не переросла в актуальную. Все заинтересованные стороны хотели замять дело, и если исландское правительство и знало о том, что произошло, оно старалось этого не показывать.
11
cause celebre (франц.) — громкий скандал, сенсационный судебный процесс.
12
asus belli (лат.) — повод для войны.