Беги, ведьмочка, беги
Шрифт:
Преодолев несколько комнат, ни разу при этом не запутавшись в безобразной юбке и не упав, я вдруг оказалась у закрытой двери.
— Ты ж моя красава, — умильно посмотрела на меня на прощание Вики, открыла перед моим носом дверь и дала мне нежного тычка.
Несмотря на раннее утро, в комнате царил полумрак. Темные плотные занавеси на окнах не пропускали утренний свет. От горевших на обеденном столе свечей в высоких канделябрах на стенах роились замысловатые блики. Это что, романтическая обстановка?
Безумно вкусно
Доля секунды, дуновение ветерка — и вот он уже запускает руку мне в волосы. Грубо дергает, разворачивая лицом к себе.
Мне пришлось закусить щеку, чтобы не закричать, когда он неожиданно подался вперед. Я ожидала всего, что угодно, но только не того, что он уткнется носом мне в волосы, у виска.
— Пахнешь травой, — прогудел он мне на ухо и прикусил мочку уха.
Сердце словно рухнуло вниз. Сейчас опять начнет измываться надо мною. Но нет.
— Что замерла? Давай, иди к столу.
Отпустил меня, обошел стороной и направился к одному из стульев. Галантно отодвинул его, дождался, когда я сяду, и вместе со мною придвинул к столу.
Завтрак проходил… странно.
Другое слово я была не в состоянии подобрать. Очень странно есть и чувствовать при этом на себе взгляд черных глаз. Причем, он совершенно не скрывал, что смотрит на меня.
Поэтому не удивительно, что мне кусок в горло не лез. Я лишь съела кусочек, так и не разобрав толком, что именно ем.
Молчание затягивалось. И мне стало еще более страшно — казалось, что воздух сгущается вокруг меня.
Когда он со стуком бросил вилку в тарелку, я даже вздрогнула.
Он встает… Словно пытаясь отсрочить то, что может сейчас произойти, фальцетом спрашиваю
— Что это за замок? Где мы?
Идет ко мне.
— Мы даже не познакомились…
Дергает стул в сторону и подхватывает меня на руки. Не могу пошевелиться, только истерично выкрикиваю:
— Почему вы со мной это делаете? Назовите хотя бы ваше имя!
Опускает меня на белую мохнатую шкуру у едва тлеющего камина и начинает расстегивать свою рубашку.
Я действовала на автомате. Щелкнули пальчики, испуганный разум послал приказ. Две голубые молнии полетели в него. Не долетев совсем чуть-чуть, зашипели, завертелись и, увеличиваясь в размере и меняя цвет, полетели обратно. В меня. Вспышка.
Ослепительный свет поймал меня в свои сети, словно я была не человек, а мошка, попавшая в янтарь и застывшая там навеки. Свет огненным пузырем мерцал вокруг меня, хищно трещал. Я чувствовала жар, исходящий от прозрачных стенок.
Да кто же ты такой?!
Пока я изнывала от страха, он продолжал раздеваться. Ухмылка не сходила с его лица. Казалось, мой страх возбуждает его. Брюки отброшены прочь мускулистой ногой.
Шаг
С хохотом дергает меня за ногу и тянет к себе. Безобразная юбка задирается и наползает мне на голову, мешая видеть, дышать, сковывая руки.
Подтягивает меня за живот, приподнимает зад и ставит на колени. Ору от страха и от боли — на разбитых о камень в ванной коленях невозможно без слез стоять.
— М-м-м-м, нравится, да? — мычит и руки ползут по счесанным мочалкой бедрам, бокам, опускаются на грудь.
Я кручусь и охаю в его руках, словно уж. Свежие ссадины пекут неимоверно.
— Ты ж смотри, какая горячая!
Идиот, мне больно!
Рвет на мне платье и переворачивает на спину. Придавив своим телом, целует. Дотрагивается руками до лица, задевает разбитый нос.
Мычу от резкой боли, от боли же подгибаются колени. Удар. Ой, попала! Теперь скрючивается он, бодая своим лбом мой и без того пострадавший нос.
Под мой громкий крик и его стон, тихо скрипнула открывающаяся дверь.
— Хозяин, простите. Срочное послание от повелителя, — старый слуга, старательно отворачиваясь от наших обнаженных тел, протягивает сложенный вчетверо лист бумаги.
— Пшел вон, — насильник выхватывает из рук старика письмо, и прихрамывая, идет к окну. Со злостью дернув занавесь, срывает ее с карниза. Яркий дневной свет врывается в комнату, рассеивая тени.
Меня бьет крупная дрожь. Не передать словами, как я рада приходу слуги! Прикрываясь остатками платья, я забиваюсь в угол.
— Ч-ч-черт, — мужчина запускает руку в волосы, и озадаченно поворачивается ко мне. Его мужское достоинство безжизненно и спокойно.
Проходит секунда, вторая, и я вдруг понимаю, что живу. Дышу. Да и боль ушла, осталось лишь легкое жжение — обжигающее, горячее.
Мучитель вглядывается в строки, затем поворачивается ко мне. Озабоченность на его лице сменяется недоумением. Удивлением. Глаза округляются, одна бровь ползет вверх. Письмо выпадает из его рук и он идет ко мне.
В этот раз злости в нем не было. А что-то другое было — такое, отчего в груди вдруг стало теплее и сердце странно защемило.
Жалость? Сочувствие? С чего бы это? Не верю!
Глава 6. Мои слезы
— Черт, черт, черт, — бормочет он и опускается возле меня на колени. — Что же я так не аккуратно? Болит?
Он проводит костяшками пальцев по скуле, осторожно пробует пальцем основание носа.
Кажется, он решил, что это его рук дело? Я вовсе не собираюсь рубить правду-матку, не буду его разубеждать. Пусть угрызения совести его погрызут немного. Во-о-он, как губы кусает.