Беглец. Второй пояс
Шрифт:
Орденец перебил меня:
— Что за чушь ты несёшь, предатель? Таких артефактов нет даже у Магистра нашего Ордена.
Я хмыкнул:
— Ну, у него нет, а у меня есть. Нужно больше по городам Древних ходить, может, и ему повезёт. Ты лучше скажи, почему я предатель?
Он оскалился мне в лицо:
— Ничего я тебе не скажу. Убей меня, предатель!
Я лишь хмыкнул и положил артефакт-обманку ему на грудь:
— Ага, сейчас, разбежался. Как тебя зовут? — подстегнул окриком. — Отвечай!
Ответом мне
— Таинство песни мечей заключается в том, что десяток собратьев, выбравших…
Но с каждым словом голос его становился всё тише, пока совсем не стих. И я даже понимал, почему он замолчал. Наверняка произносил вслух тайну своего Ордена, а наказанием должна была сталь либо боль, которая бы заставила его потерять сознание и перестать отвечать, либо и вовсе смерть. Вот только я зря, что ли, готовился к этому разговору?
Губы орденца дёрнулись, а через мгновение он захрипел и выгнулся дугой. Над его головой ярко сверкал запрет убивать себя. Жилы на шее орденца вздулись, он заскрежетал зубами, и я от досады цыкнул.
Сон!
Склонился ближе к обмякшему телу, которое всё равно продолжали сотрясать судороги, всмотрелся в то, что происходило над его головой. Понятно, что он попытался убить себя, а мой запрет не дал этого сделать. Но кто же ожидал, что он будет так упорен и не потеряет сознание? Эдак его могла убить боль наказания от моего Указа, который запрещал ему убивать себя. Дарсова бессмыслица.
И что же мне теперь делать? Как заставить его отвечать? Уговаривать? Так он ведь мне не поверит, что я отпущу его живым. Не после того, как я убил столько его собратьев. Попробовать наложить ещё один Указ? Тот, что запретит ему даже обращаться к духовной силе и истоку? Это ведь не должно быть сложней, чем запрет на техники или Возвышение?
От всех этих мыслей у меня даже заболела голова.
Поэтому на шорох знакомых шагов обернулся с облегчением. Но всё равно буркнул с недовольством:
— Зачем вышла?
Рейка не осталась в долгу:
— А сколько я там должна сидеть? Пока солнце не сядет?
Я хмыкнул:
— Пока я не закончу здесь.
Рейка явно напоказ начала озираться и водить пальцем, словно считая тела, наконец повторила мой хмык и упёрла руки в бока:
— Так вроде закончил. Ни одного на ногах не осталось. Пожалуй, третий брат купил бы мне целую чашу засахаренных драконьих ягод в обмен на такую байку.
Рейка оживилась, сменила свою картинную позу и принялась размахивать руками, с каждым новым словом все повышая и повышая голос:
— Он в одиночку вышел против сотни отборных Мечей. Каждый из них годы провёл в тренировках, каждый был так широкоплеч, что на его броню уходило металла вдвое от обычного. Их мечи дрожали, сплетая
Я не выдержал и перебил:
— Хватит! У меня аж уши заворачиваются от этой чуши. Не стоит твоя байка чаши сладостей. Ты бы для начала попробовала детям сказки придумывать про Рама Вилора.
Рейка насупилась на миг, словно обиделась, но едва я начал думать, не слишком ли грубо осадил её, вдруг расхохоталась:
— Ладно, уговорил, — но тут же хитро улыбнулась. — Первая моя сказка будет про Рама Вилора, который вышел против сотни врагов и остался цел.
Я покачал головой, но смолчал, лишь махнул рукой:
— Постой пока в стороне, мне нужно задать им несколько вопросов.
Рейка просияла и выпалила:
— Нужно ещё отобрать их вещи! В байках третьего брата всегда герои так делают!
Хмыкнув, предложил:
— Займёшься? И не забудь про амулеты.
Проследив за ринувшейся прочь Рейкой, перевёл взгляд на орденца под своими ногами. Ничего я не буду с ним делать. У меня тут их ещё десяток, я убил лишь одного из его подчинённых, не успев сдержать удар. Не может такого быть, что все они так же верны своему Ордену и все так же сообразительны и сильны духом.
Через двадцать вдохов кандалы, цепочка, мои Указы и артефакт оказались на другом парне.
С ним и впрямь пошло легче. Он боялся меня, с ужасом вжимаясь в мостовую, даже не подумал сжечь себе сердце или выдать мне какую-нибудь тайну, чтобы его убил Указ Ордена.
Он сразу принялся отвечать:
— Мастер Указов Ордена накладывает два вида печатей! — он торопился сказать это мне, захлёбываясь словами. — Одни, защищающие тайны нашего Ордена, убивают на месте, другие, те, что не так важны, лишь уродуют лица тьмой, чтобы каждый послушник знал — этот человек преступил клятву и должен умереть от руки Ордена.
Я даже скривился. Как это? Впервые слышу, чтобы Указы могли влиять на человека внешне. Усыпить, заставить молчать или говорить, заставить следовать Долгу или Верности, чтобы не подразумевали Древние под этими символами, многое могли сделать Указы, но нарисовать на лице печать? Печать из стихии?
Указал на своё лицо, на котором давно уже не было тьмы, спросил:
— И как? Похоже на эти ваши печати? — с нажимом добавил. — Это просто шрамы от стихийного яда Зверя, который до сих пор плещется в моих жилах.
Орденец облизнул губы, прошептал:
— Это всегда по-разному выглядит, но тьма всегда оставляет шрамы именно на лице. И… — он снова облизал губы, через силу выдавил. — Очень похожие на ваши.
Я нахмурился, уточнил:
— Если ты знаешь, как это выглядит, то уже видел таких людей?