Беглецы. Неземное сияние
Шрифт:
– Я искал тебя и направился в одно из убежищ. Но никто не видел ни тебя, ни детей. Я в отчаянии поехал в центр, у меня заканчивался бензин, и тут фары осветили здание Дэвидсона. Сегодня мой третий день на площади. Я не знал, заедешь ты сюда или попытаешься сразу отвезти детей к границе. Вы могли погибнуть.
– Когда я увидела указатель на Грейт-Фолс, то поняла, что ты жив и что если у тебя останутся хоть какие-то силы, придешь сюда, – рассказала Ди.
– Значит, у тебя есть машина?
– Да.
– Тебе бы следовало попытаться пересечь границу
– Не говори так. Ты бы этого не сделал.
В дюжине кварталов от них снова послышались автоматные очереди.
– Я приехала сюда утром, – продолжала женщина. – Но тут было полно солдат.
– Ты видела, что я написал на боку микроавтобуса?
– Я заплакала, обнаружив твое послание. Потом спряталась и стала ждать, когда уйдут солдаты, но вскоре Кирнан вернулся, чтобы тебя убить. Я видела, как он преследовал тебя, а ты спрятался в банке. Я подумала… – Ди тряхнула головой, чтобы избавиться от захлестнувших ее эмоций. – Ты оставался там так долго…
– Я не могу поверить, что ты здесь, Ди.
Она остановилась и поцеловала его.
В полумиле от них взорвалась бомба.
– Бежим, – сказала женщина, – нам нужно спешить!
Джек опустился на колени возле дивана в помещении исторического архива публичной библиотеки Грейт-Фолс. Ди направила луч фонарика в потолок, и в его отраженном свете Колклу увидел своих детей, спавших на диване валетом. Он прикоснулся к спине Коула:
– Привет, малыш. Папа вернулся.
Коул пошевелился, его веки затрепетали, а потом он открыл глаза – так широко, что Джек понял: сын считал его погибшим.
– Это ты? – спросил мальчик.
– Это я, – просто ответил Джек.
С минуту Коул о чем-то размышлял.
– Ты мне снился каждую ночь и говорил со мною, как сейчас, но всякий раз, когда я просыпался, ты исчезал, – сказал он с сомнением в голосе.
– Ты проснулся, и я здесь и больше никуда уходить не собираюсь, – заверил его отец.
Он крепко обнял сына.
– Почему ты плачешь? – спросил тот.
– Потому что я тебя обнимаю, а ведь уже и не надеялся вас всех увидеть.
Проснувшаяся Наоми села на своей стороне дивана.
– Господи… – Она заплакала, бросилась к Джеку, и он прижал ее к груди другой рукой.
Никогда в жизни Колклу не был так счастлив.
Ди не поверила мужу на слово, когда он сказал, что с ним все в порядке: она заставила его раздеться и осмотрела каждый дюйм его тела при помощи фонарика, начав со свежего пулевого ранения правого плеча.
– Что ты чувствуешь? – спросила она строго.
– В последние дни болит довольно сильно, – признался мужчина.
– У тебя заражение. Пойдем со мной.
Ди отвела супруга в туалет и, как могла, промыла его рану – в ее распоряжении имелось лишь несколько бумажных салфеток и антисептическое мыло.
– Ты должен постараться держать рану в чистоте, пока мы не найдем бинты, – сказала она все тем же строгим голосом, а потом взяла Джека за левую руку. – А это что?
Он медленно
Ди ахнула, увидев его.
– Забыл сказать, – вздохнул Колклу. – Его отрезал солдат на перевале Тогати.
Ди схватила фонарик и посветила на зазубренную фалангу и корку, которая начала там образовываться. Ее глаза снова наполнились слезами.
– Безымянный палец, – прошептала она. – Твое кольцо.
Позже, когда дети снова заснули, супруги улеглись на другой диван и, хотя на город давно спустилась ночь, продолжили разговаривать. Вскоре наступила полнейшая темнота, и лишь изредка в высоких окнах библиотеки отражались далекие отсветы. Это напоминало грозу без дождя, вот только даже после очень далеких раскатов «грома» все здание сотрясалось и с потолка сыпалась пыль.
Джек задремал, а когда проснулся, оказалось, что он все еще обнимает Ди.
Ее ухо находилось возле его губ. Колклу не знал, спит она или нет, однако все-таки заговорил еле слышным шепотом. Он рассказал о том, какие чувства переполняли его сердце, и пообещал, что если они смогут добраться до безопасного места, он сделает все, что в его силах, чтобы она была счастлива, и будет любить ее, Коула и Наоми. И будь проклята прежняя жизнь, в которой они отгородились друг от друга стенами. И ему все равно, где они будут жить, пусть даже в трейлере, стоящем на пустоши. Пусть они будут бедными. Пусть им будет едва хватать на пропитание. Он хочет лишь одного: быть с нею каждую секунду, каждый час и каждый день. Хочет видеть ее старой, медленной и седой. Хочет смотреть, как она держит на руках их внуков и правнуков.
Ди ничего не ответила – она лишь тихонько вздохнула и прижалась к нему еще сильнее.
Джек проснулся и сел на диване. Здание отчаянно содрогалось, книги сыпались с полок на пол, в ушах звенело. Ди тоже села – ее губы шевелились, но Колклу ничего не слышал. А потом звуки вернулись, и он обнаружил, что жена и дети пронзительно кричат. Джек вскочил на ноги и увидел, что комната ярко освещена пламенем – горело здание в нескольких кварталах от них, причем горело так сильно, что он чувствовал жар даже сквозь стекло.
Колклу открыл рот, чтобы что-то сказать, но его остановил приближающийся рев. Наконец источник оглушительного шума оказался прямо над ними – казалось, кричит сам Бог, и в свете пламени Джек увидел, как его дети прикрывают руками уши. Их рты были широко раскрыты, а в глазах плескался ужас.
А потом шум исчез, и они услышали стрекот далеких автоматных очередей.
Джек задыхался – как и все остальные.
Он повернулся к Ди:
– Мы…
Последовала ослепительная вспышка. Стекло в окне вылетело, и что-то ударило Колклу в грудь – некое жуткое сочетание силы и звука. Он вдруг оказался лежащим на спине, чувствуя, как начали шататься его коренные зубы. «Нужно встать, – сказал он себе, – проверить, как дети», – но ноги ему не подчинялись.