Беглянка (сборник)
Шрифт:
Прегрешения
Они выехали из города около полуночи: Гарри – за рулем, Дельфина с ним рядом, а Лорен с Айлин – сзади. Небо было ясным, упавший с деревьев снег не таял и лежал белым ковром вокруг стволов и на скалистых уступах вдоль шоссе. Гарри притормозил у моста.
– Выходим.
– Здесь нас могут увидеть, – возразила Айлин. – Вдруг кто-нибудь остановится посмотреть, чем мы тут занимаемся?
Гарри снова завел двигатель. Они свернули на первую же проселочную дорогу, вышли из машины и двинулись вдоль берега, заросшего кружевными кедрами. Снег под ногами чуть похрустывал, хотя и лежал на сырой, размякшей земле. У Лорен под пальто была только пижама, а на ногах – ботинки, надетые по настоянию Айлин.
– Может, здесь? – спросила Айлин.
– Слишком близко к дороге, – ответил Гарри.
– Не так уж и близко.
Год назад Гарри бросил работу в общественно-публицистическом журнале – перегорел. И купил в собственность еженедельную газету в городке, что запомнился ему с детства. Когда-то у его родителей была на здешнем озерце дача, а в местной гостинице он впервые попробовал пиво. В первое же воскресенье после приезда он повез Айлин и Лорен туда поужинать.
Но бар оказался закрыт. Гарри с Айлин пришлось довольствоваться водой.
– Как же так? – удивилась Айлин.
Гарри, вопросительно подняв брови, взглянул на хозяина гостиницы и по совместительству – официанта.
– Воскресенье? – спросил он.
– Лицензии нет.
Хозяин говорил с сильным акцентом – и, как могло показаться, довольно пренебрежительно. Одет он был в рубашку с галстуком, кардиган и брюки – все какое-то рыхлое, жеваное, потрепанное, будто эта одежда, как вторая кожа, росла, увядала и старилась вместе со своим владельцем.
– Раньше такого не бывало, – заметил Гарри, но ничего не услышал в ответ и заказал всем по ростбифу.
– Сама любезность, – процедила Айлин.
– Типичная манера европейцев, – объяснил Гарри. – Они считают, что не обязаны все время улыбаться.
Он стал перечислять, что здесь осталось прежним: высокие потолки, ленивый вентилятор, даже картина на стене – мрачное изображение охотничьей собаки, несущей в зубах птицу с оперением цвета ржавчины.
В обеденный зал вошли новые посетители. Целый клан. Девчушки в лакированных туфельках и платьях с крахмальными оборками, малыш, едва научившийся ходить, помертвевший от стыда подросток в выходном костюме, многочисленные родители и родители этих родителей: тощий, рассеянного вида старик и – в инвалидном кресле – кособокая старушка с приколотым к корсажу букетиком. Разодетые в цветастые платья женщины, все как на подбор, габаритами были вчетверо больше Айлин.
– Годовщина свадьбы, – шепнул Гарри.
На пути к выходу он остановился, представился, познакомил весь клан со своими родными, сообщил, что теперь заведует местной газетой, и поздравил собравшихся. Испросил разрешения записать, кого как зовут. Широколицый, загорелый, с блестящей каштановой шевелюрой, Гарри выглядел очень моложаво. От него исходила атмосфера благополучия и доброжелательности, передавшаяся всем, кто сидел за столом, кроме разве что смущенного подростка и престарелых супругов. Гарри спросил, сколько эти двое уже вместе, и ему ответили: шестьдесят пять лет.
– Шестьдесят пять лет! – воскликнул Гарри, внутренне содрогаясь.
Он спросил, можно ли поцеловать невесту и, поскольку та отвернулась, коснулся губами отвисшей мочки уха.
– А теперь ты поцелуй жениха, – обратился он к Айлин.
С натянутой улыбкой она чмокнула старика в макушку.
– Мама не разговаривает, – сказала одна из толстух, – но я отца спрошу. Каков рецепт счастливого брака? – проорала она старику в ухо.
Его лицо скривилось в плутоватой ухмылке.
– Не пожволяй жене ш тобой шпорить.
Взрослые рассмеялись, и Гарри сказал:
– Так и запишем для газеты: по всем вопросам вы достигали обоюдного согласия.
Уже на улице Айлин заговорила:
– Как можно так растолстеть? Не понимаю. Это же надо объедаться круглые сутки.
– Уму непостижимо, – сказал Гарри.
– Фасоль подали консервированную, – возмущенно продолжала она. – И это в августе. В сезон урожая. Не здесь ли, по идее, ее должны выращивать?
– Ну просто слов нет, – весело пробормотал он.
Очень скоро в гостинице произошли перемены. В бывшем обеденном зале сделали подвесной потолок из картонных пластин, скрепленных металлическими держателями. Вместо больших круглых столов поставили маленькие квадратные, а тяжелые деревянные стулья уступили место легким металлическим, с темно-бордовыми сиденьями. Потолок, став ниже, отсек верхнюю часть окон и превратил их в горизонтальные прямоугольники. В одном из них неоном светилась вывеска: «КАФЕ ЗДЕСЬ ВАМ РАДЫ».
Вопреки этим словам, мистер Паладжян, хозяин заведения, никогда не улыбался и не произносил лишнего слова.
Тем не менее около полудня и ближе к вечеру в кафе становилось оживленно. Приходили в основном старшеклассники, но были и ребята помладше. Кафе привлекало к себе тем, что здесь не запрещалось курить. Правда, тем, кому на вид не было шестнадцати, табачные изделия не продавали. На этот счет мистер Паладжян был неумолим.
– Тебе нельзя, – монотонно повторял он гнусавым голосом. – Тебе нельзя.