Беглые взгляды
Шрифт:
Причиной окончательного разрыва стала и новая организация пространства: гомогенность советского пространства обеспечивалась существованием параллельного мира лагерей и изгнания («Россия за рубежом») и мощным архипелагом ГУЛАГ, куда могли быть изгнаны либо сосланы все «вредные элементы». Политическое и военное овладение этим вновь концептуализированным в двадцатые и тридцатые годы пространством, его научная определенность, неустанное наблюдение за гражданами и их дисциплиной стали прообразом агрессивного варианта окулярцентризма [53] . Индустриализация и урбанизация, ускорение жизненных ритмов в мегаполисах, потребности индустриального труда ставили перед зрительным восприятием неизвестные дотоле задачи. Многообразие новых визуальных впечатлений должно было быть воспринято и упорядочено [54] . Решительно преодолевалась неграмотность среди преобладающего в стране сельского населения [55] . Железные дороги, автомобили и самолеты сокращали расстояния и превращали прежде отдаленные цели в достижимые [56] . Фотографии и фильмы оказывали революционизирующее воздействие на зрительные привычки: они впервые достигали массовой публики и при художественной оснащенности («инструментализации») авангарда в огромных масштабах использовались в качестве средства пропаганды и манипуляции. Эта «инструментализация» протекала в нескольких фазах и значительно различалась в разные периоды сталинской культурной политики — начиная с 1929 года и до провозглашения соцреалистического канона в 1934 году.
53
Представляется продуктивным распространить на сталинизм следующий диагноз Критофа Вульфа: «[…] в современном поврежденном зрении (глазе) отражается состояние европейской цивилизации, которая гипертрофировалась между контролирующим господством и бесконечной подавленностью и потеряла меру». Ср.: Wulf Christoph.Das gef"ahrdete Auge. Ein Kaleidoskop der Geschichte des Sehens // Das Schwinden der Sinne / Hg. Dietmar Kamper / Christoph Wulf. Frankfurt a.
54
О городской практике наблюдения см.: Лебина Н. Б.Повседневная жизнь советского города: нормы и аномалии. 1920–1930-е годы. СПб.: Нева, 1999; то же в узком пространстве квартиры: Утехин И.Очерки коммунального быта. М.: ОГИ, 2001.
55
Ср.: Jachnow Helmut.Die sowjetischen Erfahrungen und Modelle der Alphabetisierung // Schrift und Schriftlichkeit I / Hg. J"urgen Baurmann et al. Berlin: Olms, 1994. S. 803–813.
56
Об истории советских железных дорог см., например: История железнодорожного транспорта России и Советского Союза. 1917–1945. СПб.; М.: АО «Иван Федоров», 1997. Т. 2.
В истории ранней советской пропаганды обнаруживается примечательная параллель с путешествием аргонавтов Андрея Белого. Эксперимент с созданием Советского Союза вожди большевиков (и не в последнюю очередь сам Ленин) понимали как своего рода «путешествие на Солнце», как воплощение социальной утопии любой ценой и в самые короткие сроки. Под влиянием таких авторов, как Томас Мор, Томмазо Кампанелла, Френсис Бэкон, Анри де Сен-Симон или Николай Чернышевский, большевики рассматривали социальные и государственные проекты в качестве конкретных моделей развития, руководства к действию для создания идеального строя [57] . Ленин очень высоко ценил Civitas solisКампанеллы и видел в «Городе солнца» прообраз единого государства, идеально функционирующего, управляемого из центра, в равной степени контролирующего и делающего счастливыми всех своих граждан [58] . В юности Кампанелла участвовал в заговоре против испанского господства в Южной Италии, угодил в сети инквизиции, подвергался пыткам, десятилетиями сидел в тюрьмах — то есть был идеальным примером для большевиков-революционеров [59] . Он создал проект идеального города-государства, сочетавшего строгое регулирование сексуальной жизни и элементы социализма (например, господство общественной собственности). Даже правительство государства, союз мудрости и науки, называлось «Солнцем» и было сияющим центром знаний просвещенного государства. Примечательно, что каламбрийский монах-доминиканец изложил свою утопию в виде путевых заметок о далеком острове Тапробане (античное название Цейлона), на котором якобы находилось государство солнца.
57
«Город солнца» Кампанеллы впервые был напечатан в 1623 году во Франкфурте, а в XVIII и XIX веках переведен на все основные европейские языки. О Кампанелле в польской философии см.: Воск Gisela.Thomas Campanella Politisches Interesse und philosophische Spekulation. T"ubingen: Max Niemeyer, 1974.
58
Ленин читал Кампанеллу в переводе А. Г. Генкеля. Ср.: Библиотека B. И. Ленина в Кремле. Каталог. М.: Изд-во всесоюзной книжной палаты, 1961. C. 163. № 1156: Кампанелла Т.Государство солнца / Пер. с дат., с биогр. очерком, примеч. и доп. А. Г. Генкеля. 2-е изд. Пг.: Изд-во Петрогр. Совдепа, 1918. Годы спустя, после Второй мировой войны, появился улучшенный комментированный перевод Т. Кампанеллы: Город солнца / Пер. с лат. и коммент. Ф. А. Петровского; вступ. статья В. П. Волгина. М.; Л, Изд-во Академии наук СССР, 1947.
59
О рецепции Кампанеллы русской утопической мыслью см.: Heller Leonid / Niqueux Michel.Geschichte der Utopie in Russland (см. примеч. 39 /В фале — примечание № 41 — прим. верст./). С. 244 и след. См. также русские работы о Кампанелле: ШтеклиА. Э. «Город солнца»: утопия и наука. М.: Наука, 1978; Панченко Д. В.Источники «Города солнца» Томмазо Кампанеллы. Л., 1984.
Когда весной 1918 года Ленин объявил о своем плане «монументальной пропаганды», который должен был заменить памятники старого царского режима новым советским искусством, объединить художников и все население одной коммунистической верой путем создания новых монументов, его рекомендации в значительной мере опирались на произведение Кампанеллы [60] . Сведущий в литературе министр просвещения Анатолий Луначарский тоже заразился от Ленина восторгом перед итальянским утопистом и в 1918–1920 годах начал писать трилогию под названием «Томмазо Кампанелла» [61] . Однако к началу двадцатых годов монументальная пропаганда не возымела ожидаемого воздействия: его уничтожали повсеместный хаос и дилетантское исполнение.
60
О политике Ленина относительно искусства см.: Drengenberg Hans-J"urgen.Die sowjetische Politik auf dem Gebiet der bildenden Kunst von 1917 bis 1934. Berlin: Harrassowitz, 1972. S. 186f.
61
Heller Leonid / Niqueux Michel.Geschichte der Utopie in Russland (см. примеч. 39 /В фале — примечание № 41 — прим. верст./). S. 244 и след.
В таких обстоятельствах уже в двадцатые годы травелоги — тексты, находящиеся в движении и его изображающие, — заняли центральную позицию в системе советской литературы [62] . Они взяли на себя ряд функций, которые резко отличали их от травелогов дореволюционной эпохи. Не в последнюю очередь они служили тому, чтобы закрепить четкую внутреннюю иерархию советского пространства и препятствовать центробежным тенденциям. «Взгляды» и тексты ранних советских путешественников поддерживали стремление центра стабилизировать военно-политическое положение на дальней периферии (в Сибири, на Кавказе, в Средней Азии) на долгий срок и цивилизовать ее в области естествознания и техники. Те же функции, которые в колониальную эру XVIII–XIX веков выполняли английские и французские травелоги, посвященные Африке и Азии. Части советской империи, находившиеся во время Гражданской войны во власти «контрреволюции», привлекали особое внимание. Так возникли, например, путевые очерки о Сибири, Амурской области, озере Байкал, о Крыме, Поволжье, о донецком котловане, Туркменистане и горе Арарат [63] .
62
Прежде всего см.: Балина Марина.Литература путешествий // Соцреалистический канон / Изд. Ханс Гюнтер / Евгений Добренко. СПб.: Акад. проект, 2000. С. 896–909.
63
Болина Марина.Литература путешествий. С. 899.
Новые травелоги эксплицитно демонстрировали подобные регионы как части советского пространства, доступные для современных средств передвижения, для современных оптических средств и инвентаризации [64] . Не в последнюю очередь они облекали в языковую и письменную форму впечатления от стремительного движения в огромном пространстве, тем самым изменяя восприятие этого пространства читателем [65] .
Но в одном специфическом случае наиболее четкие взаимодействия между окулярцентризмом и травелогами нужно выделить особо. На этапе консолидации Советского Союза возникла мощная бюрократия, вводившая новые (в том числе визуальные) методы сбора, хранения личных данных и контроля над ними [66] . Советский паспорт, обеспечивающий визуально контролируемую связь между личностью и идентифицирующим ее документом, был самым важным документом, включающим его обладателя в сообщество полноценных советских граждан. Как уже упоминалось, контроль за передвижением или миграцией в советском пространстве регулировался жестким паспортным режимом. В период Гражданской войны вопрос бегства и изгнания решало наличие идентификационных бумаг и персональных справок, определявших свободу передвижения, а зачастую и выживание людей [67] . Множество пропусков, разрешающих вход, доступ, проезд, регулировали порядок передвижения внутри России.
64
Иногда эти тексты можно описать как очень специфическую советскую разновидность записок, для определения которых германист и медиа-теоретик Фридрих Киттлер предложил термин «система письменных фиксаций»: Kittler Friedrich A.Aufschreibesysteme 1800–1900. M"unchen: Fink, 1995.
65
Следует иметь в виду, что эти изменения в травелогах возникали параллельно, например, с появлением железной дороги в фильмах. Ср.: H"ansgen Sabine.Visualisierung der Bewegung — Zirkulation in einem Land. Zum Motiv der Eisenbahn im sowjetischen Film der zwanziger und dreiBiger Jahre // Kinetographien / Hg. Inke Ams / Mirjam Goller / Susanne Str"atling / Georg Witte. Bielefeld: Aisthesis, 2004. S. 475–500. Hier vor allem S. 490ff.
66
Выстраивание паспортной системы проходило поэтапно. Полностью закрепившийся сталинизм несомненно характеризуется ее ужесточением и унификацией в 1932 году, когда каждый гражданин начиная с шестнадцати лет должен был получить паспорт, после чего легальная перемена места жительства была уже невозможна. Ср.: Hildermeier Manfred.Geschichte der Sowjetunion, 1917–1991. Entstehung und Niedergang des ersten sozialistischen Staates. M"unchen: Beck, 1998. S. 423.
67
Lloyd Martin.The Passport. The History of Man’s Most Travelled Document. Stroud: Sutton, 2003. Jane Capalan / John Torpey (Hg.). Documenting Individual Identity. Princeton: Princeton Univ. Press, 2001.
Виза, пропуск, «охранная грамота» уже в начале двадцатых годов становились не только темами, но названиями травелогов и/ или автобиографий. Примером является произведение Виктора Шкловского «Zoo, или Письма не о любви» 1923 года — нечто среднее между автобиографией и травелогом, документом и вымыслом [68] . Шкловский подспудно играет с полисемией лексемы «пропуск», которая в русском языке может означать «упущение», «неявку», «ошибку». Риторический троп «эллипсис», который в русском литературоведческом языке обозначает пропуск элемента высказывания, в автобиографическом тексте Шкловского становится разрешением на въезд, которое в русском канцелярском языке тоже называется «пропуском» и позволяет автору ездить из запретных зон — в свободные — по крайней мере, в литературном воображении. Печатный облик текста с многочисленными абзацами и вставками демонстрирует подобные «проходы» [69] . Так через травелог Шкловский добивается разрешения на полное опасностей и невероятное возвращение в Советский Союз. Неудивительно, что в таких обстоятельствах изображение И. Эренбурга в «Zoo» оказывается критическим или даже уничтожающим: этот коллега-писатель в начале двадцатых годов находился в привилегированном положении, имея возможность, как обладатель советского заграничного паспорта, перемещаться между Востоком и Западом, коммунистической системой и капиталистическими странами. Из своей привилегии он даже создал литературную программу свободного путешествия между системами, собрание очерков о европейских метрополиях и ландшафтах под названием «Виза времени», которое трижды издавалось между 1929–1933 годами и получило живой отклик именно в Германии [70] .
68
Первое издание появилось в Берлине в 1923 году, вскоре в Ленинграде в 1924 году последовало второе издание с дальнейшими многочисленными, часто значительными, сокращениями или дополнениями. Таким образом, текст сильно менялся в зависимости от места и времени издания.
69
Ср.: Шкловский В.Поиски оптимизма. М., 1931. С. 116.
70
Об обстоятельствах жизни Эренбурга тех лет см.: Rubenstein Joshua.Tangled Loyalties. The Life and Times of Ilya Ehrenburg. London / New York: I. В. Tauris Opublishers, 1996; sowie Marcou Lilly.Ilya Ehrenbourg. Un homme dans son si`ecle. Paris: Plon, 1992.
Начало сталинизма снова изменило общие условия для создания травелогов, так что можно констатировать явное различие между ними в двадцатые и тридцатые годы [71] . Сталин наметил для Советского Союза ускоренную программу модернизации, согласно которой в течение нескольких десятилетий намеревался превратить огромную аграрную страну в индустриальную державу. С 1929 года его диктатура усилила «войну против собственного народа» [72] , в ходе которой террор угрожал каждому, включая самую верхушку власти. В сентябре 1936 года прежнего начальника госбезопасности Генриха Ягоду сменил Николай Ежов; эта замена ознаменовала начало повсеместных «чисток». В мирное время «органы безопасности» арестовали в течение двух лет почти три миллиона человек, из которых почти миллион был расстрелян — по преимуществу специальными отрядами. На периферии террор мог быть не менее жестоким, нежели в центре [73] . «Великий террор» был не эпизодом, не стихийным явлением, но просчитанной, интегрированной составной частью политики. При всей их жестокости, этим акциям как функции власти нельзя полностью отказать в известной убедительности или логике. Даже на пике террора демонстративно утверждалась «цивилизация» — «советская цивилизация» как ключевое понятие описаний России из себя самой и со стороны [74] .
71
См.: Балина Марина.Литература путешествий. С. 898.
72
Ср.: Werth Nicolas.Em Staat gegen sein Volk. Gewalt, Unterdrckung und Terror in der Sowjetunion // DasSchwarzbuch des Kommunismus. Unterdr"uckung, Verbrcchen und Terror / Hg. St'ephane Courtois et al. M"unchen / Z"urich: Piper, 1998. S. 51–299.
73
Ср.: Barberowski J"org.Der Feind ist "uberall. Stalinismus im Kaukasus. M"unchen: Dt. Verlag-Anst., 2003.
74
Ср., например: Волков Вадим.Концепция культурности, 1935–1938 годы: советская цивилизация и повседневность сталинского времени // Социологический журнал. 1996. № 1/2. С. 194–213; Kissel Wolfgang Stephan.Der Zivilisationsbruch als Kategorie der russischen Kultur — und Literaturgeschichte // Literaturforschung heute / Hg. Eckart Goebel / Wolfgang Klein. Berlin: Akademie Verlag, 1999. S. 153–164; Kotkin Steven.Magnetic Mountain. Stalinism as a Civilization. Berkeley: Univ. of California Press, 1995.
Таким образом, большевистское правительство под предводительством Сталина по-своему стремилось поместить все общество на «Арго» под названием «СССР» и на нем совершить путешествие в Государство солнца. Функцию Солнца, управляющего советским «Civitas solis», исполнял не кто иной, как Сталин. Лозунг «Сталин наше солнце» регулярно встречается в панегириках эпохи террора и самых ужасных проявлений культа личности [75] . Сталин персонифицировал всевидящее око Солнца, не сводящее взгляда с народа и страны, наблюдающее за ними во имя общего блага. В одной из стилизованных русских народных песен, исполняемых популярной певицей М. С. Крюковой, Сталин изображается стоящим на башне Кремля: он смотрит на страну через телескоп и видит повсюду счастливых, поющих и танцующих людей [76] . В солнечную риторику включается и то обстоятельство, что Москва, обладавшая метро и высотными зданиями, должна была подражать Городу солнца. В комментариях того времени по поводу отличавшегося гигантоманией проекта Дворца Советов дается прямая ссылка на образы Кампанеллы [77] . Даже поездки в Арктику ассоциировались с путешествием в Государство солнца: в качестве доказательства можно сослаться на эпос поэта-конструктивиста Ильи Сельвинского «Челюскиниана», появившийся в журнале «Новый мир» в 1937 году [78] .
75
Miller Frank J.The Image of Stalin in Soviet Russian Folklore // The Russian Review. Vol. 39 (1980). P. 50–67.
76
Ibid. S. 58.
77
Паперный Владимир.Культура два. М.: НЛО, 1996. С. 236 и след.
78
Ср. статью С. Франк в настоящем сборнике (В файле — раздел IV, статья «Русские травелоги середины 1930-х годов» — прим. верст.).
Итак, характеристики «ландшафта сталинизма» вырисовывались все более четко, а функции официально разрешенных травелогов становились все более ограниченными [79] .
Путешествие в западные метрополии, Берлин и Париж, расценивалось как схождение в капиталистический «ад». Писатели командировались в западную заграницу с четким поручением запротоколировать упадок и распад декадентской цивилизации, по возможности выразительнее описав для советского читателя обнищание, нужду и рабство в западных странах. По этой причине в текстах тридцатых годов чуждость или отчужденность капиталистических метрополий изображались стереотипными методами. Сталинские путеводители писались для людей, которые в большинстве своем не имели шансов когда-нибудь увидеть описанные края собственными глазами. Вера Инбер, Лев Никулин или Ольга Форш изображали в своих травелогах западную метрополию (например, Париж) согласно соцреалистическому канону, выполняя тем самым основную воспитательную задачу сталинской культуры тридцатых годов. Авторы сознательно скрывали многие аспекты жизни городов и стран, которые они посещали, их наблюдения и выводы были определены еще до начала путешествия.
79
Ср.: Dobrenko Evgeny / Naiman Eric(Hg.). The Landscape of Stalinism. The Art and Ideology of Soviet Space. Washington: Univ. of Washington Press, 2003.
Два потенциальных значения: историческое бегство и эстетико-поэтологическая «беглость» — лежат в основе концепции и содержания настоящего сборника. Название «Беглые взгляды» при обращении к русским текстам XX века возвращает к ассоциативному и коннотативному потенциалу визуальной метафорики — во всяком случае, в обозначенном выше двойном значении, которое глубоко изучается и рассматривается в сложном единстве [80] . Если ранее русские травелоги XX века рассматривались скорее случайно и бессистемно, настоящий сборник по-новому освещает своеобразие жанра в контексте эпохи, так как обилие травелогов позволяет сделать репрезентативный отбор. При этом центр тяжести настоящей книги приходится на русские тексты о путешествиях внутри русской/советской империи или на ее границах: лишь в некоторых случаях тематика расширяется до рассмотрения нерусских текстов или путешествий русских авторов за границу.
80
Кажется совершенно естественным посмотреть на травелоги сквозь призму бегства, однако в других исследованиях это происходит не слишком часто. Ср., например: Allerdissen Rolph.Die Reise als Flucht. Dissertation, 1975.