Бегом с ножницами
Шрифт:
Это означает, что он хочет ее убить?
Да, именно так. Некоторые люди, когда они очень сердиты, впадают в депрессию. Депрессия — гнев, обращенный внутрь себя. Другие выплескивают из себя скопившийся гнев. Это более здоровое поведение. Однако надо быть очень осторожным, когда имеешь дело с человеком, находящимся в состоянии такого гнева.
Фрейд, задрав хвост, потерся о мою ногу. Я погладил его по спине. Она оказалась липкой.
— О!
— Поэтому твоя мама сейчас должна опасаться твоего отца. Она нуждается в защите. Понимаешь?
Мне
Так что же нам делать?
Ну... — Доктор откинулся на спинку стула и зало жил руки за голову. — Я собираюсь отвезти твою маму в мотель. А ты останешься здесь, в моем доме.
— Что?
— Здесь для тебя вполне хватит места. И здесь ты будешь в безопасности. — Он тепло улыбнулся.
Я снова посмотрел на маму, но она опять не захотела встретиться со мной взглядом. Теперь она внимательно рассматривала стол. Такое впечатление, что она смотрела на ложку, в которой отражается свет лампы. Как будто, если захочется, можно съесть свет, как кашу.
— Я должен остаться здесь?
Доктор поднялся из-за стола.
— Дейрдре, поговори с сыном. Когда закончите, я буду в машине.
Он решительно похлопал меня по голове, а потом повернулся и ушел.
Мама погасила сигарету о тарелку.
На этом столе немного свободного места. Правда? — задала она странный вопрос.
В чем дело? Почему отец хочет нас убить?
Мама вздохнула. Казалось, она совсем вдавилась в стул. Даже ее духи утратили запах. Она внимательно посмотрела на свои руки, поворачивая их прямо перед глазами, словно какие-то странные предметы, которые только что подняла с земли. Потом взглянула на меня. Наклонилась к самому моему лицу и прошептала:
— Без доктора Финча твой отец нас убьет. Доктор
Финч — единственный человек в мире, который может нас спасти.
Я посмотрел в окно, сам не понимая, что ожидал там увидеть: то ли отца с топором, то ли машущего мне рукой эльфа в колпаке с бубенчиком.
Почему?
Он очень обижен и зол на свою мать, и все это зло переносит на меня. Долгие годы злобы, которую он не хочет признать.
Отец всегда был холоден. Никогда не играл со мной и не гладил по голове, как доктор Финч. Может быть, именно поэтому я всегда так вздрагивал, когда кто-то ко мне прикасался. Однако я как-то не понимал, что он такое чудовище. Может быть, все это правда? Может быть, именно поэтому он всегда так неприветлив?
Мама взяла меня за руку и крепко ее сжала.
— Через доктора Финча действует Бог. Доктор очень развит духовно. Нам безопасно лишь с ним одним.
Сколько мне предстоит здесь оставаться? Одну ночь? Две? Где я буду учиться подражать Барри Мэнилоу?
А разве мне нельзя тоже поехать в мотель? — Я любил мотели, особенно маленькие кусочки мыла в ванной и бумажные полоски на унитазе.
Нет, — быстро ответила мама, — ты останешься здесь.
Но почему же?
Огюстен, не спорь со мной. Ты останешься здесь и будешь в безопасности.
Мне показалось, что я падаю, хотя на самом деле я сидел на стуле. Я посмотрел на висевшие на стене часы, но на них не было стрелок. Кто-то открыл прозрачный пластиковый футляр и снял стрелки. От этого зрелища глаза мои зачесались, и я потянул себя за веки.
— На сколько я здесь останусь? Ты должна мне сказать, — настаивал я.
Мама встала и перекинула через плечо сумку. В другой руке зажала сигареты и зажигалку.
— Ненадолго. На два дня. Ну, может быть, на неделю.
На неделю? — Я произнес это очень громко, на грани крика, хотя на самом деле мне хотелось кричать во весь голос. — Я не выдержу здесь, в этом доме, целую неделю! — Я стукнул рукой по столу, и тараканы бросились врассыпную. — А как же школа?
Да ты и так почти не ходишь в школу, — бесцветно заметила мама. — Неделя ровным счетом ничего не изменит.
На этот счет она была права. С самого детского сада я был очень плохим учеником — сторонился детей и лип к учителям. И всегда ждал, когда можно будет уйти домой. Единственным моим другом была Элен, которая писала стоя, как мальчик, и я любил, когда мы с ней оставались вдвоем. Все остальные дети ненавидели меня, обзывая уродом и гомиком. Поэтому, говоря по правде, перспектива провести неделю без школы меня вовсе не пугала. Только не здесь, в этом странном доме. Сердце стремительно забилось — я лихорадочно думал, как переубедить маму. Од-нако от огорчения ничто не приходило на ум. Она приложила ладонь к моей щеке.
Я приду к тебе в твоих снах. Ты знаешь, что я умею это делать?
Что делать? — уточнил я, ненавидя ее.
Умею путешествовать во сне. Однажды мне приснилось, что я отправилась в Мексику. А когда я проснулась, то в руке у меня оказалось несколько песо.
Ее глаза меня испугали. Они казались радиоактивными.
Сложив руки на груди, я наблюдал, как Фрейд прыгнул на плиту, прошел между горелками и устроился в центре.
— Все будет в порядке, — произнесла мама.
И исчезла.
Я стоял один в кухне, прислушиваясь к негромкому электрическому жужжанию часов, тайно, для самих себя, отсчитывающих секунды, минуты и часы. На миг я представил, как электрическим ножом, висящим на карнизе для штор, отрезаю ей пальцы.
Чистюля
На следующий день после обеда я сидел в той комнате, где стоит телевизор, и вдруг услышал странный звук. Сначала я подумал, что это волк. Жена доктора, Агнес, уснула в кресле; голова ее откинулась, сдвинутые на макушку очки отсвечивали фиолетовыми искрами от химической завивки. Она храпела. Телевизор орал на полную мощность и мигал яркими цветами, словно обидевшись, что никто его не смотрит. Я сидел на диване один, потому что Хоуп ушла на кухню. Сидел и смотрел, как храпит Агнес, когда внезапно услышал этот доносившийся откуда-то сверху звук.