Бегство к любви
Шрифт:
Потом в один прекрасный день, в недалеком будущем, я стану миссис Форбс Чандлер. У нас появятся дети, и Форбс по-прежнему будет регулярно меня избивать, вымещая на мне свой гнев и свои разочарования.
На людях мы будем идеальной супружеской парой. За закрытыми дверями наша семья будет воплощением всего, что олицетворяет собой несчастный брак. Изо дня в день я буду притворяться. Буду играть для Форбса роль идеальной жены, как в свое время была идеальной дочерью напоказ для Оливера.
Но едва двери нашего дома закроются, он превратится
Форбс никогда не задавал вопросов о моем прошлом. Никогда не спрашивал о шрамах на тех участках тела, что обычно скрыты под бельем и одеждой.
Помнится, я страшно переживала, когда мы с ним в первый раз вступили в интимную близость. Боялась, что спросит об этих отметинах, а он ни разу не спросил. Я испытывала облегчение, но была разочарована.
Он не спросил, убеждала я себя, чтобы не смущать меня или не расстраивать, привлекая к ним внимание.
А он не спрашивал потому, что ему было все равно. Возможно, мои шрамы и дали ему понять, что я именно такая девушка, какая ему нужна.
Может быть, он понял это в ту же секунду, когда наши взгляды встретились в баре в вечер нашего знакомства.
На ловца и зверь бежит, так ведь?
Я принимаюсь вытаскивать из холодильника продукты и ставить их на стол.
Оставив дверцу открытой, чтоб не было темно, лезу в буфет, оттуда тоже достаю продукты. Когда вижу, что еды мне должно хватить, рву фольгу, в которую завернут недоеденный вчера цыпленок. И начинаю есть.
Я сижу на полу, прижавшись спиной к двери. С меня градом льется пот, руки липкие от еды. Набитый живот болит. Вокруг меня пустые пищевые контейнеры и разорванная упаковка.
Чувствуя, что могу просидеть здесь всю ночь, заставляю себя подняться. В желудке – ноющая тяжесть.
Мне плохо. Меня тошнит.
Я наслаждаюсь этим ощущением.
Навожу порядок на кухне. Контейнеры в посудомойку. Оберточную бумагу – на самое дно мусорного ведра, чтоб Форбс не увидел. Не думаю, что он будет задавать вопросы, но лучше проявить осторожность. Я стараюсь его не злить.
Дочиста мою руки. Потом иду в ванную и запираю дверь.
Свет не включаю. Не хочу сейчас случайно увидеть себя в зеркале.
Опускаюсь на колени перед унитазом. Поднимаю сиденье.
Сую два пальца в рот и извергаю из себя всю свою боль.
Глава 2
Я снова в доме Оливера, упаковываю последние вещи. Я здесь в последний раз. С завтрашнего дня ноги моей не будет в этом доме.
Эта мысль бодрит, как глоток свежего воздуха.
Осталось только освободить его кабинет.
Эту комнату я оставила напоследок, потому что ненавижу ее.
Оливер всегда избивал меня в своем кабинете. Наверно, думал, что, если будет устраивать мне экзекуции в одном и том же помещении, жестокость его останется за закрытыми
Увы, если бы… Но сейчас, когда я пришла в его кабинет, мои кошмары ожили.
Жуткие воспоминания взрываются беззвучными воплями в тишине.
Сидя на полу, я достаю свой айфон, включаю музыку и кладу его на письменный стол Оливера.
Отец обожал этот стол. Он принадлежал его деду.
Нужно бы сжечь его. Как следовало бы сжечь тело Оливера. Кремировать, сжечь дотла. И точно знать, что он исчез навсегда.
На мое несчастье, Оливер в своем завещании указал, чтобы его похоронили.
Место на кладбище он купил заранее. И для меня тоже, как я выяснила.
Рядом со своей могилой.
Лучше уж сгореть в аду, чем вечно лежать подле него. Свой срок я отбыла. С меня хватит.
Доставая последнюю плоскую коробку, я слишком резко потянулась, и ребра пронзила боль. Один мой бок по милости вспылившего накануне вечером Форбса превратился в сплошной черный кровоподтек.
Лезу в сумку за «Адвилом» и вспоминаю, что последние таблетки выпила сегодня утром.
Зная, что все уже упаковано, я начинаю просматривать ящики стола Оливера, надеясь найти там что-нибудь болеутоляющее.
Хочу выдвинуть нижний ящик, но он заперт.
Ищу ключ от него в других ящиках. Ключа нет.
Потом мне приходит в голову одна мысль. Среди ключей Оливера, что мне отдали в больнице вместе с его вещами, есть такие, которые пока ни к чему не подошли.
Я вытаскиваю связку из сумочки, начинаю по очереди вставлять их в замочную скважину. Второй ключ подходит. Поворачиваю. Щелчок. Замок открыт. Выдвигаю ящик. В нем – одна картонная папка. Я достаю ее из ящика, сажусь на стул, кладу папку перед собой на столе.
В верхнем правом углу одно слово: Анна.
Увидев имя матери, я открываю папку.
В ней – два листа бумаги. Оба – фирменные бланки:
«Сойер, Дейвис и Смит. Специалисты по семейному праву». Под заголовком – дата: 12 октября, 1990 г.
Я родилась в 1990 году, 10 января – мой день рождения.
Первое письмо адресовано Оливеру. Я начинаю читать.
Нет.
Не… не может быть.
В ушах стучит кровь.
Дрожащими пальцами я беру второй листок, быстро пробегаю глазами текст, сплошь состоящий из адвокатских терминов. Но смысл его я улавливаю.
Это не письмо. Договор.
«Я, Анна Монро, отказываюсь от всех своих родительских прав в отношении моей дочери, Мии Монро, и оставляю ее целиком и полностью на попечение ее отца доктора Оливера Монро».
Дальше я не читаю. Зачем?
Моя мама не погибла в автокатастрофе. Она отписала меня Оливеру.
Оставила меня с ним. Отдала меня ему.
Мир вокруг меня начинает рушиться.
Глаза застит пелена, сердце болит в груди.