Бегство к звездам
Шрифт:
Да, в этом все дело. Теперь он понял. Это заговор с целью разлучить его с возлюбленным порошком. А порошок он получит — только надо подождать, надо затаиться и перехитрить безумных заговорщиков, чтобы они ослабили надзор. И тогда он улизнет. Никаких кибенов в городе нет, это все подлый заговор против него и его любимого порошка. Глаза у Бенно сузились.
И тут мысль о металлической коробочке в желудке вернула его к действительности. Таллант содрогнулся. Он не мог побороть ужаса при воспоминании о том, как эту штуковину засовывали ему в живот.
Бледное лицо мародера было покрыто потеками
— Что… что вы собираетесь делать со мной? — Он легонько, с опаской коснулся желудка. — Что вы со мной сделали?
Одно из многочисленных переговорных устройств пронзительно заверещало. Радист судорожно замахал рукой Паркхерсту и в конце концов похлопал его по плечу. Паркхерст обернулся, и радист кивнул: давай, мол, начинай. Паркхерст грозно взглянул на Талланта, обрывая его стенания, и жестом велел Шепу встать рядом с трясущимся мародером.
А затем заговорил в микрофон — чуть более громко и разборчиво, чем обычно, как будто он общался с кем-то через большое расстояние и хотел, чтобы каждое слово было понятным и точным.
— Говорит штаб Сопротивления планеты Дильда. Мы находимся под юрисдикцией Земли и обращаемся к кибенскому флоту. Вы слышите нас? Передача транслируется на многих частотах, так что мы не сомневаемся, что вы ее поймаете. Даем вам десять минут на подготовку к переводу текста и связь с вашим командованием. Это жизненно важно для вас, кибены. А потому, как только вы переведете то, что я сейчас сказал, советую вам незамедлительно сделать все необходимые приготовления и доложить своим офицерам.
Он махнул рукой, и радист прервал связь.
Паркхерст вновь обернулся к Талланту:
— Они переведут. Должны перевести… Им были известны самые удобные подходы к планете, а значит, они наверняка общались с земными торговцами или же с нашими кораблями, слишком далеко углубившимися в туманность Угольного мешка. Они сумеют расшифровать текст.
Таллант провел тощей бледной рукой по шее.
— Что вы собираетесь со мной делать? Что вы затеваете? — Он чувствовал, что близок к истерике, но не мог остановить потока слов. Ему было страшно. — Так нечестно! Вы должны мне сказать!..
Голос его поднялся до визга. Шеп придвинулся к нему вплотную, схватил за руку повыше локтя. Таллант проглотил рвущиеся из горла слова, уже готовые хлынуть новым потоком.
Паркхерст заговорил неторопливо и тихо, стараясь успокоить Талланта:
— Нас атаковал авангард гигантского кибенского флота, мистер. В этом не может быть никаких сомнений. Если у них такой разведывательный отряд, значит, им удалось собрать невероятно мощные силы. Совершенно очевидно, что они попрут напролом, сметая своей массой всю земную оборону, и, возможно, атакуют саму Землю.
Это главное наступление кибенов за все годы войны, а мы не можем даже связаться с Землей. Наши межпланетные передатчики вышли из строя, когда кибены сожгли заполярные станции. Мы не в состоянии предупредить материнскую планету. Она Останется беззащитной, если падут и другие внешние колонии —
Мы обязаны предупредить Землю. А чтобы сделать это — и заодно, если повезет, спасти несколько тысяч человек, уцелевших на планете Дильда, — нам нужно выиграть время. Поэтому требовался такой человек, как вы.
Паркхерст умолк, и все молча стали ждать.
В рубке раздавалось только бесстрастное потрескивание и жужжание аппаратов да тяжелое, со всхлипами, дыхание Бенно Талланта.
Наконец большой стенной хронометр отсчитал десять минут, и радист снова махнул Паркхерсту.
Блондин взял в руки микрофон и начал говорить спокойно, убедительно, понимая, что обращается уже не к своим подчиненным, а к властям предержащим там, наверху, над планетой; он говорил так, будто каждое слово было ключевым для разгадки важнейшей тайны:
— У нас на планете бомба. Солнечная бомба. Уверен, что вам не надо объяснять, что это значит. Нагреется весь воздух, вплоть до верхних слоев стратосферы. Этого недостаточно, чтобы превратить планету в новую звезду, но более чем достаточно, чтобы погубить все живое, раскалить каждый кусочек металла до испарения и выжечь землю так, что здесь ничего уже не сможет расти. Планета погибнет, а вместе с ней погибнем и все мы, и все вы тоже.
Большинство из ваших пятидесяти кораблей приземлились. Те немногие, что остались на орбите, не избегнут воздействия бомбы, даже если стартуют в открытый космос прямо сейчас. И если они это сделают — а мы следим за вами с помощью радара, — то мы взорвем бомбу немедленно, без малейших колебаний. В противном случае мы можем предложить вам альтернативный вариант.
Паркхерст мельком взглянул на радиста, не спускавшего глаз с ряда радарных экранов, в центре которых светилось по одной точке. Радист помотал головой, и Таллант понял, что они ждут, как будет воспринято их заявление. Если хоть одна точка на экране сдвинется с места, значит, кибены не поверили им или решили, что люди из Сопротивления блефуют.
Но кибены не осмелились испытать судьбу. Точки застыли в центре экранов, будто приклеенные.
Глаза у Талланта внезапно округлились. До него дошло наконец, о чем говорил сейчас Паркхерст. Он понял, что имел в виду блондин. Он понял, где спрятана бомба. Бенно раскрыл было рот, но ладонь Шепа зажала его, не давая крику вырваться из горла и достичь через передатчик кибенов.
У Бенно началась неукротимая рвота. Шеп, тихо выругавшись, отшатнулся и стащил с пульта лист бумаги, пытаясь вытереть блевотину. Таллант корчился в судорогах, его рвало уже всухую, и Шеп еле успел подхватить его, не дав упасть на пол.
Шепелявый усадил Талланта на скамейку возле пульта, продолжая вытирать свой загаженный мундир. Таллант чувствовал, что он на волоске от безумия.
Всю жизнь он привык жить своим умом и крутиться, чтобы выжить. Стоило кому-нибудь протянуть Бенно палец, как он отхватывал вею руку. Но на сей раз спасительного пальца не было. Таллант растерянно осознал, что не может воспользоваться слабостью или вежливостью этих людей, как не раз делал прежде. Эти люди были грубы и безжалостны, и они зашили солнечную бомбу — солнечную. Боже милосердный! — ему в желудок.