Бегство Квиллера

Холл Адам

Чен увидел, в каком я состоянии, почувствовал, какая ярость обуревает меня.

— Что случилось?

— Колеса отлетели.

Он втащил меня внутрь, захлопнул металлическую дверь и включил охранную сигнализацию.

— Колеса отлетели?

Идиома, которой пользовались в Бюро.

— Так говорят, когда кто-то погибает. — Я произнес это с таким выражением, что он только уставился на меня своими глазами без ресниц и промолчал. Он сам был напряжен, хотя лицо его ничего не выражало; и я сказал: — Мне жаль твоего друга. Я имею в виду второго пилота с 306-го рейса.

— Тебе удалось выбраться

оттуда?

— Да.

— Что там… то есть, как он… — я ждал продолжения, но он сказал: — Да какая, мать твою, разница, поднимайся наверх. В большой, тесно заставленной комнате, он спросил меня:

— Чего ты здесь ищешь, Джордан?

— Убежища.

— От дождя?

— От людей.

— От людей Шоды?

— Да.

— Ты хочешь сказать, что тебе нужно надежное укрытие?

— Можно и так сказать. На несколько дней. Задумавшись, он склонил набок удлиненную голову, внимательно рассматривая меня.

— Через час я улетаю, а ты, если хочешь, можешь оставаться. У тебя такой вид, словно ты из-под душа. Развесь-ка там свои вещи, к утру они высохнут.

Когда я вернулся, он дал мне шелковое кимоно, от которого пахло опиумом.

— Пока ты здесь будешь, кое-что для меня сделаешь, о`кей?

— Как скажешь.

Он все еще рассматривал меня, прикидывая и размышляя.

— Когда тот самолет разбился, ты, должно быть, решил, что я имею к аварии отношение, не так ли?

— Это приходило мне в голову.

— Могу себе представить. Теперь ты знаешь, что это не так, иначе бы ты здесь не очутился.

— Кэти рассказала мне о твоем приятеле. — За него поручился и Пепперидж.

Чен глянул на авиационный хронометр, лежащий на столе.

— Еще бы. — Он снова склонил голову набок. — Тебе придется полностью довериться мне, так?

— Не думаю, что ошибусь.

— В таком случае, с тобой будет покончено.

— Совершенно верно.

— Нет никаких причин, — задумчиво продолжил он, — из-за которых я должен выкинуть тебя мордой в дерьмо, но если причины появятся, именно это я и сделаю. Но, если все, что ты мне сказал, — правда, беспокоиться тебе не о чем. Кроме того, ты хорошо относишься к Кэти. — Он вытащил одну из своих черных сигарет и закурил. — И если ты останешься тут в мое отсутствие, я должен доверять тебе. — Выпустив дым, он проводил его глазами. — Я не говорю о малышке Чу-Чу, потому что ты и так добр с ней — она всего лишь ребенок. Но чувствуй себя совершенно свободным. Я говорю о…

— Если бы я не пришел, она осталась тут одна?

— Она уже знает, что жизнь нелегка. И может сама позаботиться о себе.

— Может ли сюда кто-нибудь заглянуть?

— Нет. Если кто-нибудь звякнет — конечно, в переносном смысле — она справится. Тебя ничего не побеспокоит. Я хочу сказать, что в любом случае мне придется довериться тебе кое в чем, чего не было бы, не окажись ты здесь, потому что она не говорит по-английски, разве что пару слов. — Мы сидели на обтянутых кожей табуретках, и из его кармана посыпались монеты, когда он полез за блокнотом; вытащив его, он что-то чиркнул и, вырвав страничку, дал ее мне. — По этому телефону ты сможешь позвонить мне в Лаос. У меня тут есть автоответчик, и я хочу, чтобы ты фиксировал все звонки, о`кей?

— О`кей.

— Их будет не так уж много, ничего особенного, потому что это место служит убежищем и для меня, как ты, надеюсь, догадываешься. Но если услышишь что-то важное, звони мне.

— Будет сделано. Он кивнул.

— Когда ты ел?

— Бог его знает.

— Чувствуется, тебя крепко достали?

— Не так уж крепко, как могло быть. — Меня снова охватило чувство вины, но на этот раз оно было не столь ошеломляющим. Досталось Венекеру.

Чен оставил мне и другой номер телефона, который был выдавлен на боку автоответчика.

— Я буду обратно примерно через пару дней, предполагаю, в среду. Если не появлюсь к четвергу или не выйду с тобой на связь, звякни по этому номеру и скажи там, что я запаздываю, ладно? — Он засовывал в сумку свой “Вальтер П38”. — В этой поездке я не знаю, чем она кончится. — Он затянул молнию до конца. — Если ты захочешь уйти пораньше, валяй. Она прекрасно справится и сама. Так что не беспокойся.

Этот разговор состоялся несколько часов назад, а сейчас она покоилась рядом, спокойно, как ребенок, каковым она в сущности и была, обхватив меня худенькой ручкой и дыша неслышно, как щенок. Я снова провалился в сон, и на этот раз разбудила меня наступившая тишина. Дождь прекратился, и занимался рассвет.

Она пошевелилась.

— Джонни?

— Нет. Он скоро вернется.

Она снова откинулась на подушки, а когда я проморгался и, привыкнув к свету, увидел ее лицо, то спросил:

— Ты чувствуешь дымок, Чу-Чу?

Она безмолвно уставилась на меня, и все.

— Я дымок чувствую, — втолковывал я ей. — И думаю, тут что-то горит.

Она даже не повернула головы, чтобы присмотреться.

— Есть тут где-нибудь огнетушитель, Чу-Чу? Мы не можем сгореть заживо.

Она уставилась на меня покорными и ничего не понимающими глазами, и я понял, что самое время звонить Пеппериджу.

— Венекер погиб.

Наступила краткая пауза, и я услышал, как что-то на том конце упало на пол, то ли будильник.. Там было одиннадцать вечера, и, может быть, он решил заблаговременно прикорнуть на тот случай, если я ему понадоблюсь ночью.

— Что произошло?

— Они подложили бомбу. И я должен был предусмотреть…

— Ты не можешь учитывать все на свете. Ты…

— Черт побери, я должен был!

Помолчав несколько секунд, он тихо сказал:

— Ты на войне. И мы должны быть готовы ко всему. Я успел взять себя в руки.

— Он, конечно, ничего не понял. — Слабое утешение.

— Что было для него наилучшим исходом. Но я не понимаю… Это не похоже на Кишнара.

— Да. Должно быть, то был один из тех, кто следил за мной. Я оставил машину снаружи, и они решили, что я ею воспользуюсь.

— А воспользовался он.

— Да.

Сомнительно, но все же можно было предположить то, о чем я дал знать Пеппериджу: Венекеру удалось бы незамеченным сесть в машину, и он направился бы в аэропорт. Они следуют за ним, но, когда он оказывается на свету, преследователи видят, что это не я, но к тому времени им было бы поздно что-то предпринимать: поскольку они сняли слежку за “Красной Орхидеей”, и я смог бы выскользнуть из нее… что я и сделал, но уже воспользовавшись гибелью другого человека.