Бегство Квиллера
Шрифт:
— Вам это удалось?
— Да.
— Вы внушаете ей страх. — Снова молчание, которое оставалось лишь переждать. Золотая пыльца невесомым облачком опускалась книзу: да у тебя что, мозги размягчились, что ты собираешься делать, черт побери!
И все же я понимал, что не могу отойти в сторону. Не стоит воспринимать все происходящее как путь к краю пропасти.
— Я живу только одним, — опять послышался ее тихий голос. — Ожиданием ее смерти. — Понимаю.
— Она очень сильная. С очень жестким характером. Но, подобно стеклу, в один день она расколется. И этот день, думаю,
— Может быть.
Я было удивился, почему она мне звонит, но теперь понимал. Больше всего на свете она ждала смерти Шоды и считала, что только я способен уничтожить ее. Ей необходимо было поговорить с тем, кто сможет излечить кровоточащую рану ее сердца.
— Я буду благодарна вам. — Я понял, что, если убью Марико Шоду, она сохранит ко мне вечную признательность.
— Если это произойдет, Сайако-сан, вы узнаете об этом.
— Да. — Снова молчание, на этот раз нарушаемое ее тихими всхлипами. — Когда она умрет, душа моего отца успокоится.
Я говорил ей какие-то слова, успокаивая ее, но в трубке что-то щелкнуло, наступило молчание, и я предположил, что она больше не могла говорить.
Я вернулся в гостиную, и мы подбили бабки, прикидывая, что еще оставалось сделать.
— Мне не нравится, что придется импровизировать. Ломан.
— Это единственный способ.
— И тем не менее риск очень велик.
— Не так уж велик, если учесть, что так и так приходится ждать, пока она не вычислит меня и не уничтожит.
Пепперидж неловко сидел на краешке стула и уже довольно давно не произносил ни слова. Не думаю, чтобы ему все это нравилось. Флуд стоял у окна, расставив ноги и сложив руки на груди, и внимательно прислушивался, но тоже предпочитал помалкивать. Кэти, кидаясь к телефону при каждом звонке, сидела несколько в сторонке с напряженным и несчастным лицом. Я бы предпочел, чтобы ее с нами не было, но решал тут Ломан.
Ломан ничего не ответил на мои последние слова, и поэтому я повторил их, вбивая эту мысль ему в голову.
— Это единственный способ.
Я рассказал им, что я собираюсь делать и как это осуществить с технической точки зрения; кроме того, попросил Флуда обеспечить меня всем необходимым. Теперь нам оставалось только сидеть и ждать звонка нашего контакта, который сообщит, что Шода покинула свой дом на Сайбу-стрит и направляется в аэропорт; а это произойдет, когда она получит известие из Прей Вента, что груз прибыл.
Ломан по-прежнему не отвечал. Думаю, он просто упрямился, так что продолжал нажимать на него, учитывая, что если я скажу что-то не то, он тут же начнет ко мне придираться. Но все было в порядке; в этом и заключались его обязанности. Так что я продолжал давить на него.
— Я не сомневаюсь в двух вещах. Как только ода двинется, я тоже снимусь с места, или мы с ней разминемся. И встреча наша должна произойти в каком-то изолированном месте, чтобы уберечь окружающих.
Ломан по-прежнему молчал. Ситуация не нравилась ему еще больше, чем Пеппериджу. Несколько ранее Пепперидж, держа меня за руку, тихо сказал мне об этом.
— Ты все время ходишь по краю, но сейчас уж… Я ответил, что мне ничего больше не остается делать. И наконец Ломан подал голос:
— Очень хорошо. — Он сидел в кресле-качалке, свесив кисти с подлокотников, и внимательно рассматривал сдвинутые носки своих туфель. — Но, конечно, у меня есть серьезные оговорки. — Он вскинул голову, переведя взгляд с носков туфель на меня, и я понял, о чем он сейчас думает: передо мной человек, который вдет к гибели.
— Если вы не в состоянии как можно быстрее принять решение, — сказал я ему, — то обрисую, в каком мы положении. “Рогаток” пока у нее нет, но пока она жива и не отказалась от своей цели. Вы не можете вечно прикрывать меня, даже если бросите на это дело половину сингапурской полиции; я же на заключительном этапе собираюсь играть в открытую, какую бы форму это не приняло, да в любом случае они могут снять меня снайперской винтовкой, если им не удастся подобраться ко мне поближе.
Таких ситуаций раньше не возникало: оперативник всегда был в относительной безопасности, в поле его вел непосредственный руководитель, контролировал Лондон, у него были свои определенные пределы, в которых он и действовал, сводя опасность к минимуму; и в этих пределах он и старался выполнять свое задание.
— Мы исходим только из одних предположении, — сказал Ломан. — Мы предполагаем, что, когда сообщат о приземлении груза, она оставит свой дом на Сайбу-стрит и направится в аэропорт, уверенная, что во время ее отсутствия вами займутся ее головорезы.
— Логично, — согласился я. — Мы не собираемся действовать очертя голову.
— Согласен. Но в вашем распоряжении будет всего лишь пять минут.
— Временной промежуток важен, но не настолько. Если она не узнает о потере “Рогаток” прежде, чем я сообщу ей это, у нас появятся кое-какие шансы.
Он не ответил.
Зашуршала бумага, и я увидел, что Кэти разворачивает сандвичи, предлагая их нам. Флуд подошел помочь ей. Он оставался невозмутимым, словно ничего не слышал или его это не касалось, но, конечно, он усек все. Ведь если что, ему завершать операцию.
— Как вы оцениваете свои шансы, Квиллер? Ломан уставился на меня своими рыбьими бесцветными глазами.
— Видите ли, если я начну подсчитывать процентное содержание жизни и смерти, то, боюсь, потеряю уверенность в себе. Дело в следующем: миссия еще не завершена, и единственный способ, которым я могу закончить задание, — личная встреча с Шодой.
Снова молчание…
Господи, как я ненавижу ждать.
Воздух душный, как в парилке, поскольку кондиционера не было, но меня от холода пробирала дрожь.
“Они правы. Ты не должен идти на такой риск.”
Но не ты ли положил ему начало?
На заключительном этапе все зависит от нервов. Все нормально, не обращай на них внимания.
“Уж ты-то должен знать, сколько у тебя шансов.”
Да заткнись ты.
Наконец Ломан произнес:
— Думаю, решать тут надо мистеру Кродеру.
— Если только не потребуется целый день, чтобы найти его.
— Он все время на связи. — Ломан встал, опять уделив пристальное внимание своим туфлям. — Хотите сами переговорить с ним или доверите мне?