Бегство Квиллера
Шрифт:
— Хочу вас заверить, — Ломан, — что о событиях прошлой ночи не просочится ни слова. Короче говоря, ни Соединенное Королевство, ни Сингапур не хотят, чтобы хоть что-то угрожало стабильности в Юго-Восточной Азии, и они более чем готовы защитить больницу от плохой славы, и посему приказали полиции держать все в тайне. Средствам массовой информации не будет известно ровным счетом ничего.
Медсестра сняла бинт и бросила его на поддон, Последние заботы медицины…
— Я распорядился, чтобы тело Манифа Кишнара в гробу доставили к дому на Сайбу-стрит. Это не только жест
Да, она на это напросилась.
Вот сука!
Он же мог убить меня.
— Болит?
— Что?
— Колет?
— Нет.
Черт побери, этот йод жжет огнем.
Она начала бинтовать.
— Вам стоило бы знать, — сказал Ломан, — что вчера рано утром Шода отдала приказ разбомбить радиостанцию в джунглях.
Я должен был ожидать этого.
— Он погиб?
— Да.
Чоу.
“Прощай, семпай!”
Голова его склонилась над старой выщербленной панелью радиорубки, и слеза, что сползла с изуродованной щеки, блеснула на ней.
“Он мой отец.”
Тихий, мягкий, слегка запинающийся голос Сайако в трубке телефона в больнице.
Я перевел дыхание.
— Сейчас болит?
— Нет.
Да. Сейчас болт.
— Мне казалось, — помолчав, сказал я, — что генерал Чоу больше не представлял угрозы для Шоды, не так ли?
— Когда вы встретились с ним, она изменила свое мнение. До нее дошла информация о вашей встрече.
— Каким образом?
— По деревне разнеслись слухи.
— Вы узнали об этом от Джонни Чена?
— Да.
— Если она знала, что я там был, почему она не нанесла удар в то время.
— Она опоздала; вы успели уйти. Я ушел, улетел, а Чоу оставалось жить всего лишь несколько часов. Сначала Венекер, теперь Чоу… “Порой я ненавижу свою работу.”
— Самое важное, — отметил Ломан, — что ее поступки — еще одно доказательство того, какое давящее воздействие вы оказываете на нее. — Он перестал шагать по комнате и остановился, глядя на меня сверху вниз, заложив руки за спину. — И вот что я хотел сказать вам, Квиллер. Вы пугаете ее. Я думал об этом.
— Не преувеличиваете ли вы?
— Сомнительно. — Взгляд в сторону дивана. — Пепперидж четко обрисовал мне картину ваших взаимоотношений с Шодой — они-то и являются основным стержнем всей операции, понимаете? — и я согласен с его мнением: вы в самом деле пугаете ее.
Пепперидж выдал мне эту точку зрения несколько по-иному, предупредив меня в больнице: “Думаю, мы нашли ее ахиллесову пяту, и это — ты”.
Ломан опять заметался по комнате, и когда глянцевые носки его туфель касались ворса китайского ковра, поднималась пыль, плавающая в лучах утреннего солнца.
— Разрешите мне обрисовать нашего оппонента. Оставаясь за сценой, она фактически правит всей Юго-Восточной Азией, где и экономика, и политические инфраструктуры в значительной мере зависят от торговли наркотиками. Кроме того, она психопатоидная личность. Переживания детских лет привели к тому, что, с одной стороны, ее ненависть к мужской половине рода человеческого обрела характер патологии, а с другой стороны, она в той же мере боится ее. Немалую роль в ее личности играет и тот факт, что она полна древних предрассудков и суеверий, которые значительно превышают ее ортодоксальный буддизм. — Он резко остановился и снова посмотрел на меня. — Можно с уверенностью сказать, что она нездоровый человек с точки зрения психотерапии. Я готов предоставить вам суммарное мнение трех опытнейших лондонских психиатров, с которыми консультировался мистер Кродер после того, как мы получили исчерпывающий отчет о делах и поступках Марико Шоды за последние пять лет.
Значит, они тоже сидели над домашним заданием. Доктор Израэль сказал мне в больнице: “Один человек может страстно увлекаться многими вещами, но его реальная одержимость будет сфокусирована на некой абстракции. Ненависть. Месть. Жизнь. Смерть. Секс. Болезнь. Здоровье”. И когда я поинтересовался, можно ли с этим что-либо сделать, он ответил: “Нет. Одержимость начинает овладевать человеком на скорости десять миль в час, потом доходит до пятидесяти, и затем до девяноста и остановить эту гонку невозможно. И человек — вдребезги”.
— Таким образом, наш оппонент, — Ломан продолжил свое мотание, — представляет собой классический тип, хорошо известный мировой истории — могущественный мегаломаньяк, помешанный на идее святого крестового похода. Воспринимайте ее как Иди Амина или Кадаффи.
И снова я вспомнил доктора Израэля, когда спрашивал его: “Но, скажем, человек, обладающий силой воли, достаточно умный, сообразительный и интеллигентный — неужели, попав под власть “одержимости, он в конце концов теряет над собой контроль и гибнет?” — И он ответил: “Вспомните Адольфа Гитлера”
Ломан опять остановился напротив меня.
— Вот так выглядит ситуация, а если говорить именно о вашем личном задании и о вашей личной цели, то это — Марико Шода. — Он не глядел на Пеппериджа, но у меня сложилось впечатление, что эти слова были обращены и к нему. Пепперидж смотрел куда-то в пространство. — Пока вы не пришли к мнению, что задание может быть выполнено только под эгидой Бюро, я не мог проинформировать вас обо всех аспектах, имеющих к нему отношение. Теперь я могу вам сказать, что у мистера Кродера есть группа в зоне разворачивающихся событий, которая действует под руководством одного из самых талантливых наших работников.
Он уставился на меня, и я понял, что он ждет вопросов. У меня их была целая куча, и я выдал первый из них.
— В какой именно зоне?
— Конечно, не в этой. Она принадлежит только вам.
— Кто руководит?
— Феррис.
Ах ты, сукин сын.
Мы можем предложить вам оптимальную раскладку, сказал он как-то в Лондоне, например, вы сами будете принимать решения о прикрытии, о сигналах, системе связи, контактах и так далее. И он даже спросил меня, кого бы я предпочел выбрать своим руководителем, и он же знал, кого бы я хотел видеть в этой роли, не так ли? Верно — Ферриса. Как он мне был нужен!