Бегство от страсти
Шрифт:
Ее тревожили мысли о сэре Нормане. Если он так любит ее, не принесет ли она ему несчастье и новые страдания после всего, что он уже пережил.
Ему не везло с женщинами — сначала мать, потом Синтия, а теперь она сама.
Бедный сэр Норман! Флер пожалела его, но это чувство показалось ей смешным. Кто, находясь в здравом уме, может пожалеть сэра Нормана Митчэма, миллионера, промышленного магната и одного из самых важных лиц, занятых в обороне страны?!
Не в силах заснуть, Флер ворочалась с боку на бок. Возможно
Все еще думая о Нормане, Флер забылась тяжелым сном. Она проснулась от резкого стука в дверь.
— Мисс Гартон, можно к вам?
В двери показалась ночная сестра Синтии.
— Да, конечно. — Флер села в постели и включила свет. — В чем дело? Что-нибудь случилось?
— Простите, что разбудила вас, меня заставила леди Синтия. Она хочет вас видеть.
— Сейчас? — воскликнула Флер.
Она взглянула на свой маленький дорожный будильник. Было двадцать минут третьего.
— Я пыталась ее разубедить, — извиняющимся тоном объяснила сестра, — но она так настаивала, что мне пришлось согласиться. Она плохо провела день, и важно не разволновать ее сейчас.
— Иду, — сказала Флер, вставая. — Вы не знаете, чего она хочет?
Она не говорит. Сказала только, что хочет видеть вас, и настояла, чтобы я дала ей «бодрящие» капли. Давать их можно только в крайних случаях, но что поделаешь, когда человеку так плохо, по-моему, не имеет значения, что он делает. При таких обстоятельствах мое правило: делай, что хочешь, пока можешь. Так я скажу ей, что вы придете?
— Да, пожалуйста, я сейчас.
Накинув халат, Флер присела на минуту перед зеркалом. Она кое-как причесалась, напудрила нос и поспешила к Синтии.
В комнате больной горел камин и разливался изысканный аромат гвоздик и лилий из оранжереи, стоявших в больших вазах на туалетном столике.
— Входите, Флер, — сказала Синтия. — Вы очень рассердились, что вас разбудили?
— Разумеется, нет. Вы же знаете, что я всегда готова прийти, когда нужна вам.
Внезапно она с болью заметила, как плохо выглядела Синтия. Лицо ее за последние несколько недель страшно осунулось, глаза казались неестественно громадными и темными.
Голос у Синтии был совсем слабым. Зная, какого усилия ей стоит говорить, Флер подвинула стул поближе к кровати.
— Мы одни? — спросила Синтия.
Ночная сестра услышала этот вопрос и, кивнув Флер, вышла, осторожно прикрыв за собой дверь.
— Да, мы совсем одни.
— Тогда слушайте, — начала Синтия. — Я хочу, чтобы вы помогли мне, Флер. Вы обещаете мне помочь?
— Ну конечно. Если я только могу что-то сделать, я буду счастлива.
— Вы еще не знаете, о чем я собираюсь вас просить, но вы — единственная, кто может мне помочь, я это знаю.
— Тогда скажите мне, что это.
Синтия помолчала немного и, испытующе глядя на Флер, продолжила:
— Вы знаете, что я умираю. Нет, не возражайте, прошу вас. Мне это слишком хорошо известно. Я наблюдала за лицами докторов и сестер и знаю, что надежды нет. Они пытались сделать все возможное, но у них ничего не вышло. Это вопрос нескольких недель, быть может, дней, и мне все равно; понимаете, я прожила свою жизнь и готова уйти, но прежде, чем я умру, у меня есть одно желание, одно маленькое желание.
— Какое?
— Увидеть моего сына.
Флер сделала невольное движение, выражающее удивление.
— Вот об этом я и хочу вам рассказать, и вот почему: вы — и только вы — можете помочь мне.
Ее голос ослабел настолько, что едва доносился. Она указала Флер на пузырек на столике у кровати.
— Дайте мне три капли с водой.
— Может, лучше спросить сестру?
— Не нужно.
Флер повиновалась. Когда Синтия выпила капли, голос ее вновь окреп. Она откинулась на подушки и протянула руку.
— Дайте мне вашу руку, Флер. Подвиньтесь поближе. Это долгая история, надеюсь, у меня хватит сил довести ее до конца.
Флер повиновалась. Худая маленькая рука Синтии, горячая и сухая, с удивительной силой вцепилась в руку Флер. За этой решимостью чувствовалось колоссальное усилие воли.
— Вам известно, почему я вышла за Нормана, — начала Синтия. — Мы уже говорили об этом раньше. Но ни вы, ни Норман не знаете, что, выходя за него, я была безумно влюблена в другого — моего кузена Джеральда, которого я знала с детства.
Я думаю, что всегда любила его, как и он меня. Мы выросли с сознанием, что принадлежим друг другу целиком и полностью. Но он служил в армии, и у него, конечно, не было денег — у Эшвинов их никогда не бывало.
Еще до того, как умер мой отец, Джеральда послали в Индию. Мы простились, не предполагая, что сулит нам предстоящая разлука.
Когда умер отец и Прайори перешло ко мне, я с ужасом узнала о нашем катастрофическом положении. Джеральда рядом не было, чтобы помочь мне разобраться во всем. Отец запустил дела, не были уплачены налоги, накопились долги, а нужно было еще заплатить огромный налог на наследство.
Я была в отчаянии, мне не к кому было обратиться, кроме Энтони, который был мне всегда как брат и который жил в Прайори, вырос здесь и любил его так же, как я.
Он и обнаружил, что Норман больше всего на свете желает завладеть этим домом.
Я пыталась писать Джеральду, чтобы объяснить, что происходит, но в письмах многого не скажешь, и я никогда не умела выражать свои чувства на бумаге. Нужно было что-то делать, и притом без промедления. Вам известно, какой я сделала выбор.
Год спустя после моего замужества вернулся Джеральд. Оглядываясь сейчас назад, я понимаю, как чудовищно поступила с Норманом, но не знаю, можете ли вы понять: я никогда не чувствовала себя его женой.