Бегство от волшебника

Мердок Айрис

— Зачем? — вновь спросила мисс Уолпол.

Анетта не знала, как ответить на этот вопрос, и поэтому прибегла к надежнейшему способу сокращения любого неприятного разговора — с готовностью произнесла: «Я чрезвычайно сожалею о своем поступке». И добавила: «Я решила покинуть колледж».

— Позволено ли мне будет опять поинтересоваться: почему? — спросила директриса.

Она отличалась чрезвычайно высоким ростом, что, возможно, было косвенной причиной ее успешной карьеры; и хотя Анетта тоже была далеко не коротышкой, ей, чтобы взглянуть мисс Уолпол в глаза, пришлось бы запрокинуть голову. Желая выглядеть достойно, Анетта начала потихоньку

отступать, чтобы сделать линию, соединяющую ее глаза с глазами мисс Уолпол, горизонтальной. Но в то время как она отступала, директриса, словно толкаемая сзади невидимой силой, приближалась, так что волей-неволей Анетте все же пришлось смотреть снизу вверх.

— Все, что я могла здесь узнать, я уже узнала, — сказала Анетта. — Теперь я буду учиться самостоятельно. Вступлю в Школу Жизни.

— Что касается вашего мнения, что вы здесь изучили все, то это чистейшее заблуждение, — возразила мисс Уолпол. — Стиль ваших развлечений определенно континентальный, и, как я уже имела возможность на днях заметить, по лестнице вы поднимаетесь по-прежнему совершенно неправильно.

— Я хотела сказать: всему, что я считаю важным для себя, я уже научилась, — пояснила Анетта.

— Кто внушил вам мысль, что в школе можно научиться чему-либо важному? — снова вздохнула мисс Уолпол. — Я полагаю, вы понимаете, — продолжила она, — что ваши родители внесли плату за обучение и еду до конца учебного года, и о возврате этой суммы не может быть и речи?

— Ничего страшного, — ответила Анетта.

— Завидую легкости, с которой вы делаете подобные заявления, — сказала мисс Уолпол. — Что касается того института, который вы назвали Школой Жизни, то, если позволите мне такую дерзость, достаточно ли вы опытны, чтобы черпать из нее знания? Кстати, а это что такое? — и она указала на том Броунинга, который Анетта как раз засовывала в портфель.

— Это книга, которую я хотела бы оставить в дар библиотеке колледжа, — без запинки произнесла Анетта и протянула том директрисе. Та взяла его с некоторым сомнением.

— Красивый экземпляр, — сказала мисс Уолпол. — Мы вам благодарны.

— Я бы хотела, чтобы на книге появилась памятная надпись «Дар Анетты Кокейн». А теперь прощайте, мисс Уолпол.

— Всего хорошего, мисс Кокейн, — ответила директриса. — И помните: секрет всякого образования заключается в терпении; и любопытство — это не то же самое, что жажда знаний. Помните и то, что я всегда здесь.

Тут же решив все сказанное изгладить из памяти, Анетта попятилась к двери. Вихрем промчалась она по лестнице и выскочила на улицу.

Оказавшись снаружи, Анетта сразу же пустилась бегом. Но не потому, что хотела как можно быстрее удалиться от колледжа, а потому что всякий раз, когда чувствовала радость и волнение, просто не могла устоять на месте. Ее частенько видели устремленной вперед, едва касающейся земли, в кружении одежд, подобно богине Нике. Она носила две или три нижних юбки; и сейчас апрельский ветер подхватил их, и стройные ноги Анетты замелькали в этом калейдоскопе цветов. Дважды она уронила книжки и вынуждена была за ними вернуться. Трижды встречала что-то любопытное и шла задом наперед, пока оно не исчезало из виду. Возможности оглянуться Анетта не упускала никогда. Отец называл эту привычку ребячеством, а мисс Уолпол — отсутствием достоинства. Но ее брат Николас, которого она обожала больше всех на свете, говорил так: «Кто не оглядывается, тот упускает самое интересное». Ничего так не страшились Николас и Анетта, как пропустить это

«самое» интересное. Отец смеялся и упоминал Орфея и Лотову жену. «Я бы на их месте тоже оглянулась, — отвечала Анетта. — Самое важное происходит у нас за спиной». «Беда в том, — возражал отец, — что ты хочешь быть сразу во всех местах. В один прекрасный день ты просто разлетишься на кусочки».

Начал накрапывать дождь. Пятясь, Анетта показалась из-за угла Квин Гейт, по которой вдаль уходил какой-то чернокожий человек. Потом она развернулась и побежала по Кенсингтон Хай-стрит. Ей хотелось как можно скорее попасть домой, переодеться и оглушить новостью Розу. «Теперь я сама себе хозяйка», — пробегая мимо Баркера, [4] вслух произнесла Анетта. И получилось так громко, что две проходившие мимо дамы даже поглядели на нее с удивлением. Глаза Анетты были широко распахнуты, рот открыт, нижние юбки вращались, как карусель. Попытавшись по-жеребячьи брыкнуть ногой, она чуть не зарылась носом в землю.

4

Баркер — магазин в районе Кенсингтона (Примеч. пер.).

2

Внизу с силой хлопнули дверью.

— У моей сестры дурные манеры, — сказал Хантер Кип.

Кальвина Блика сестра Хантера не интересовала. Она была уже далеко не юна, к тому же полновата. А Кальвина если и привлекали женщины, то исключительно длинноногие, бледные, изящные, с крохотными ступнями. Он сидел на столе, раскачивая ногами.

Хантера такая бесцеремонность разозлила.

— Непременно нужно сидеть на столе? — спросил он.

— Но где же еще здесь можно усесться? — с оттенком недоумения парировал Блик. Его недоумение было небезосновательным: в комнате имелся всего лишь один стул, и тот был занят Хантером.

— На полу! — ответил Хантер.

Что ж, в этом тоже была доля правды. Кальвин опустился на пол и вытянулся там в позе каменного этруска, покоящегося на собственной могиле. Блик был долговязый, с бледными глазами, цвет которых вряд ли кому-либо удавалось запомнить.

— Непременно нужно лежать? — снова вспылил Хантер. Кальвин, растянувшийся на полу, раздражал его не меньше прежнего.

— На вас не угодишь, мистер Кип, — заметил тот. — Куда прикажете деваться?

— Можете прислониться к стене, — придумал Хантер. Кальвин сел и прислонился к стене.

— Грязновато у вас здесь, — поморщился он. — Смотрите, брюки все в пыли!

— У меня нет средств на уборщицу, — сказал Кип, — а Роза здесь не убирает. И вообще, она слишком занята на фабрике.

— Где? — удивился Кальвин.

— На фабрике, — повторил Хантер. — А вы не знали? И все от того, что ее назвали в честь Розы Люксембург. Поэтому жизнь у нее так и сложилась, — произнес он с горечью.

— О, не стоит так обобщать, — возразил Кальвин. — Возьмем, к примеру, меня. Несмотря на имя, у меня все складывается недурно.

— Жалкая, крохотная фабричка, — вздохнул Хантер. — Выпускает какие-то валики и распылители для краски. Как все это скучно.

— Зато полезно, — заметил Блик. — В наши дни мы все оказываемся втянутыми в процесс производства, как заметил Сен-Симон. Но почему ваша сестра решила поступить на фабрику?

— Хочет быть поближе к народу и сделать свою жизнь максимально бесцветной, — хмуро пояснил Хантер.