Бегство Ромула (Летящая - 7)
Шрифт:
– Так и быть, - смотрите!
– совсем с другой стороны ответил чуть насмешливый женский голос. Изменив лаурянской сдержанности, Ромул обернулся так резко, что робот вообразил угрозу хозяину и принял боевую стойку.
...Все они знали с детства, пилоты и те, кто не думал покидать Лауру: полет к Земле - гибель. Хуже, чем просто гибель. Невообразимые для лаурянина последствия. Плен в мире невидимых и могучих существ, чуждых всему людскому, живущих "по ту сторону добра и зла". После разрыва с Розалиндой и ссоры с Учителем Ромула потянуло к Земле, как тянет в пропасть: было захватывающе
У опушки рощи стояла молодая женщина. Ромул, с его академическим вкусом, предпочел бы, чтобы ее плечи были поуже, а бедра - пошире. Но все-таки женщина была хороша. Безупречно стройная, рослая, свежая, с выпукло вырезанным ртом и крупными кольцами смоляных волос. Широко расставленные глаза на тонком загорелом лице сочетали, подобно янтарю, тепло и твердость. Зоркий, воспитанный шедеврами взгляд пилота подметил противоречия, слагавшиеся в странную гармонию. Грудь высока, но кости ключиц сквозят под оливковой кожей в распахнутом вороте рыжей безрукавки, и худы сильные темные пальцы, по-мужски обхватившие ремень тугих брюк. Она внушает тоску и тревогу, как этот ветер, утихший по ее приказу.
Решив не сдаваться до конца, он выставил правую ногу, склонил голову и, плавно поводя кистью от сердца, сказал, как говорили с дамами на его родине:
– Очень любезно с вашей стороны принять для встречи странника столь очаровательный телесный облик!
Она пожала крепкими плечами:
– Я ничего не принимала, это мой настоящий вид.
Внутренне посмеиваясь, Ромул еще галантнее поклонился фантому:
– Как вам будет угодно!..
Женщина порывисто мотнула черной гривой:
– Вот чудак-человек! А какими же вы нас представляете?
– Такими, какие вы есть, - рискнул сказать Ромул.
– Бестелесными, живущими в космической пустоте, и незримыми, покуда вам не будет благоугодно воплотиться.
Шаг навстречу, другой... Поборов леденящий ужас, Ромул позволил ей взять обе свои руки.
– Скажите, зачем вы здесь? Что собираетесь делать дальше?
...Однажды он сам задал подобный вопрос Розалинде. Открыл душу тонкой, чуткой девушке, которую считал пожизненным вторым "я". Выплеснул сомнения многих лет - концентрированную кислоту одиночества - и спросил: "Что же нам делать дальше?"
Не _мне_ делать, а _нам_, потому что не отделял себя от нее... И Розалинда испугалась. Ромул никогда не видел ее лицо таким искаженным. Несколько секунд она смотрела на Ромула, широко раскрыв рот, со слезами в распахнутых глазах. Затем громко всхлипнула и бросилась вниз по лестнице, грациозно подбирая белое платье со шлейфом. Бежала, точно Золушка с последним ударом часов, вниз по розовым ступеням, мимо надраенных бронзовых фавнов и нереид, вниз, в галдящую сутолоку набережной, где под фонарями ползли кареты и прогуливались разряженные пары, сопровождаемые роботами Второго Возрождения: изумрудными рыцарями, беломраморными девами, диковинными жуками или ящерицами.
У Розалинды был фарфоровый робот, увитый живыми розами. Она плакала, но быстро утешилась. По канонам Лауры, где никто не изменял
– ...Так все-таки зачем вы здесь?
Не поддаваться! Собрать всю волю! Это только игра. Такая же игра, как черные туфельки напротив лебединой пары его сапог. Замшевые туфельки в пыли, носок правой чуть потерт. Можно подумать, что этому существу не дано читать мысли, узнавать прошлое, предвидеть будущее и управлять им. Цель игры недоступна, но выбор скуден: либо без оглядки бежать к кораблю, либо вести себя так, словно перед тобой действительно _живая_ девушка, нуждающаяся в твоих ответах на вопросы.
Итак...
– Прошу великодушно простить меня, но прямой ответ весьма затруднителен. При всем желании могу сообщить вам единственное. Я разошелся с Учителями, старейшинами нашей общины, в понимании того, что есть истина, и взалкал запретного плода.
Она отпустила его руки и медленно покачала головой, словно не веря тому, что слышит; в янтарных радужках качнулись черные точки, подобные мошкам в настоящей окаменевшей смоле.
Ромул витиевато представился и спросил "имя прелестной хозяйки".
Он мог бы поклясться, что она смущена. Ресницы опустились, и на лице блуждает какая-то тихая, обращенная внутрь полуулыбка.
– У нас теперь нет имен, они уже не нужны.
Если это ложь, то бессмысленная. Таким признанием не приблизишь к себе, не завоюешь доверие. Но если это существо не лжет, то... прикажете считать правдой и маскарад с женским телом?
– ...Впрочем, если вам удобнее как-нибудь называть меня, то зовите Виола. Я родилась задолго, очень задолго до Перехода; до того, как Лаура стала автономной общиной. Кажется, даже раньше, чем на вашей планете основали колонию!
– Ее улыбка стала чуть кокетливой.
– Имя, вполне достойное своей носительницы, - поспешно сказал Ромул, чтобы не услышать точной даты рождения Виолы.
– К тому же одно из тех, что слывут красивейшими в нашей общине, где каждый стремится наречь дитя в память героя древности либо прославленного образа искусства. Виолой звалась дивная героиня шекспировской "Двенадцатой ночи"...
Просияв, хозяйка хлопнула в ладоши:
– Как чудесно! Меня назвали именно в честь _этой_ Виолы!
И сразу погрустнела. Спросила трепетно, почти заискивающе - переходы ее настроений были мгновенны:
– Почему вы не верите мне? Как мне доказать, что я не замышляю зла против вас?
Ромул только вздохнул.
– ...Учитель обожал готику. Шоколадный дуб стен. Пестрые клинки витражей. Епископские резные кафедры и кресла со спинкой в рост жирафа, увенчанные зубцами и крестами. Учитель сказал Ромулу, боком сидя в кресле-небоскребе, раскинув пурпурную мантию по подлокотникам:
– Соблаговолите объяснить мне, почему столь огорчена ваша нареченная невеста? Как вы, рыцарь, дерзнули быть жестоким с Розалиндой, кроткой голубицей, беззаветно любящей вас?