Бегство в ад

Айронс Эдвард Сидни

Один из моряков первым увидел Кула.

Он вскрикнул и схватился за пистолет в кобуре на поясе. Кул выстрелил ему в горло, и человек упал навзничь. Хлынула кровь, крик превратился в булькающий звук, выдавивший кровавые пузыри. Второй моряк успел выхватить свой пистолет, прежде чем Кул попал ему в живот. Мария вскрикнула, вскочила и метнулась к двери в спальню. Кул двинулся за ней, но наткнулся на моряка, лежащего на полу.

Выстрелил пистолет, но не его.

Кул едва удержался на ногах и прислонился к стене. Левая рука странно дрожала, кровь текла по рукаву. Он оглянулся на дона

Луиса.

Старик все еще восседал в напоминающем трон кресле. Маленький пистолет в его руке казался смешной игрушкой, перламутровой, сверкающей никелем. Калибр не больше двадцати восьми. Из дула шел дымок.

– Не двигайтесь, сеньор Кул.

Питера шатало. Маленький пистолет напоминал глаз, следящий за его движениями. Лицо старика сморщилось, как кожа ящерицы. Он швырнул сигару на ковер.

– Спокойно, сеньор, – в дверях спальни показалась Мария. – Бросай пистолет, Педро!

Кул отшвырнул бесполезный пистолет. Потом покосился на оружие моряков. Слишком далеко... А до старика в кресле вообще вся комната. Очень далеко. Такого расстояния ему не одолеть...

Он прислушался, как стучит кровь в висках, как разбивается прибой на берегу. Левая рука безвольной и бесполезно повисла. Изнутри подкатила слабость. Он бы упал, не ухватись за радиоприемник.

Мария рассмеялась.

– Он пришел за девушкой, дон Луис.

– Конечно.

– Значит, Джонсон мертв.

– Это к лучшему, моя дорогая.

Кул спросил:

– Где она? – голос был неестественным, высоким и хриплым. – Она здесь?

– Конечно, – ответил старик. – Мы хотели быть уверенными. Но нам не приходило в голову, что материалы Гидеона заполучил Мигель Фернандес. Романтический болван Мигель! Вечно лез не в свое дело. И его друзья не лучше. Но для вас они многое сделали. Вы догадывались, что вам предстояло умереть в тюрьме?

Кул кивнул. Глаз маленького пистолета его просто гипнотизировал.

– Но вы сбежали и доставили нам крупные неприятности, мой юный друг.

– Я рад этому.

Старик хихикнул. Глаза его были совершенно безумными, слишком ясными, слишком расширенными. Дышал он тяжело, со свистом.

– Просто удивительно видеть вас все еще на ногах, сеньор Кул. Что помогло вам выжить?

– Вы, – буркнул Кул.

– Желание меня убить?

– Да, положить конец вашей грязной жизни.

– И Марию?

– Ее тоже.

– Вам понравилась роль Дон Кихота, боровшегося с ветряными мельницами? Но ветряные мельницы в реальной жизни могут стать драконами, мой несчастный молодой друг. Роль лихого рыцаря в сверкающих доспехах вам не удалась. Одна из главных слабостей всех ваших соотечественников – это романтический идеализм, который вы все столь нежно лелеете. Идеализм в любви, в жизни, в стремлениях и разочарованиях. Вам не хватает реализма, юный друг. Или, быть может, не хватает моральной силы смотреть фактам в лицо. Вы жертва собственных заблуждений.

Мария резко бросила:

– Может, хватит, дон Луис? Что будем делать?

– Пока мы ничего не можем делать. Беспокойство нашего славного капитана скоро достигнет предела, и он пришлет за нами другой катер. Тогда мы уедем.

Старик хихикнул. Его глаза скользнули по Кулу, как будто тот уже был трупом.

Кул попросил:

– Позвольте

мне увидеть Элис.

– Она без сознания. Понимаете, ради осторожности...

– Она мертва?

– Пока нет.

– Вы не должны ее убивать, – сказал Кул.

– Значит, мы должны ее пощадить? Почему?

– Она о ваших делах ничего не знает. Не знает, во что была вовлечена. Живая, она никак не сможет вам повредить. Ведь вы все – люди конченые. Все факты у властей, и ваши друзья в правительстве больше не осмелятся вас защищать.

Старик фыркнул:

– Я очень богат. И Мария тоже.

– А сможете вы наслаждаться этим там, куда отправитесь?

– Мы сможем все.

Кул рассмеялся. Дон Луис спросил:

– Вы находите это забавным?

– Вы обвинили меня в отсутствии реализма, – сказал Кул и махнул рукой на море. – Однако собираетесь отравиться отсюда с этими людьми. Неужели вы настолько слепы? Видимо, алчность заставляет вас забыть, что эти люди вас погубят. Неужели вы воображаете, что вас где-то встретят с распростертыми объятиями – вас, с вашими кровавыми деньгами, после всех бед, которые вы натворили? Даже здесь у вас больше шансов остаться в живых, чем после того, как вы подниметесь на борт.

Старик раскрыл рот. В комнате повисла тишина, долетал лишь шум моря. Откуда-то донесся нетерпеливый крик, он повторился, затем донесся приглушенный стук автоматных очередей.

– Что это... – Мария не закончила.

– Ваше судно догнали, – сказал Кул. – Все кончено.

Из дряблого рта Дона Луиса закапала слюна. Он шумно шмыгнул носом, Мария оглянулась на него со злобой и отчаянием. Один из раненых матросов на полу зашевелился и схватился за свой пистолет. Дон Луис вскочил с кресла, напуганный едва заметным движением; крик ужаса вырвался из его горла, и маленький револьвер дико и безрассудно залаял, струйка пыли взлетела с тельняшки моряка.

Кул прыгнул и пролетел через комнату, прежде чем старик успел повернуться. Он ударил по руке дона Луиса, державшей револьвер, тот полетел на пол. Мария завопила. Кул схватил револьвер, едва сознавая, что делает. Он видел, как Мария соскользнула на пол, лицо все еще искажал страх, что объятый паникой и ужасом дон Луис убьет и ее.

На улице взревел мотор джипа, фары осветили пляж и дом. Кул увидел солдат с винтовками. Ему показалось, что с ними Тиссон, но он не стал дожидаться посла и поспешил в другую комнату.

Элис смотрела на него широко открытыми глазами. Она старалась встать, но не смогла, и он, нежно ее обняв, сел рядом. Комната медленно поплыла вокруг них. Кул слышал, как Элис произносит его имя, потом еще и еще раз. Слышал, как успокаивал ее, что все будет в порядке.

В одно мгновение он ясно представил будущее. В нем было много разного: и Гидеон, и яркая земля, полная красок и величественных гор. И Элис. Главное – Элис. Придет время, когда они с Элис останутся одни, возможно на озере Атитлан, которое так хотел ему показать Мигель. Он мог бы писать все, что хотел. Потом она сама пришла бы к нему, и не было бы ни гнева, ни борьбы. Все было бы естественно и прекрасно. А сейчас он смотрел на нее и видел отражение своих мыслей в ее широко раскрытых сияющих глазах.