Бегущая под дождем
Шрифт:
С каждым днем роман давался все труднее и труднее. Обычно бывало наоборот. Перевалив через «экватор», повести и рассказы писались, как бы, сами собой. Успевай записывай. Теперь же… Хотя общие контуры сюжета уже сложились довольно четко, слишком многое еще было в тумане, приблизительно. Именно этого он терпеть не мог. Ни в рукописях друзей, ни в своих собственных. Потому всегда, в каждой фразе, в каждом абзаце добивался предельной ясности, четкости и точности.
«Туманно выражают то, что туманно себе представляют!» — не раз заявлял он своим коллегам, друзьям-приятелям,
За темным окном монотонно шумел дождь. Унылый и какой-то угрюмый. Леонид, прикрыв глаза, покачивался из стороны в сторону, пытаясь ухватить одному ему ведомый ритм фразы. Казалось, вот-вот… сейчас, она опять вспыхнет в мозгу… ведь только что…
Выбил его из этого сомнамбулического состояния оглушительный дробный стук по стеклу окна. Хотя, никаким «оглушительным» он не был. Просто неожиданным. Леонид вздрогнул, открыл глаза и, щурясь, начал вглядываться в темноту. Потом поднялся со стула, подошел к окну и, загородив ладонью, лицо от света настольной лампы, прислонился лбом к стеклу.
На улице прямо под окном между кустами темнела какая-то фигура.
Как и каждая творческая натура, Леонид терпеть не мог когда его отрывали от работы. Убить был готов любого! Он со злостью поднял нижний шпингалет на раме и одним движением распахнул окно.
Ночь брызнула в лицо каплями дождя.
Под окном стояла насквозь промокшая Надя. Она прижимала к груди руки со стиснутыми кулачками и, как собака встряхивала головой, пытаясь избавиться от струй дождя. Леонид перегнулся через подоконник, всматриваясь в ее лицо.
— Я к тебе… — прохрипела она. — В гости. Можно?
Он тут же протянул ей свои руки, она с готовностью ухватилась за них. Леонид одним движением оторвал ее от земли и она мгновенно оказалась сидящей на коленях у него на подоконнике. Он схватил ее за ремень джинсов, притянул к себе и решительно втащил в комнату. Так же закрыл окно. И задернул плотные портьеры.
Надя стояла посреди комнаты. По-прежнему, прижав к груди руки со стиснутыми кулачками. С ее одежды, кофты и джинсов на пол уже натекла приличная лужа.
— Как все нормальные люди через дверь ты не можешь? — вполголоса спросил он.
И раздраженно добавил:
— Чего проще. Вошла в подъезд, подошла к двери, нажала на кнопку звонка.
— Не хотела соседей будить, — прошептала Надя. — Зачем тебе неприятности?
— Где наше знаменитое «Отвали!»?
— Отвали! — послушно выдавила из себя Надя. Как-то без энтузиазма, без куража.
— Вытирай теперь за тобой! — недовольно пробурчал Леонид.
Он достал из скрипучего платяного шкафа большое махровое полотенце, перекинул его через плечо и, схватив Надю за руку, решительно потащил ее через темный узкий коридор прямиком в ванную.
Газовая колонка конца шестидесятых безусловно гениальное изобретение человечества. Открутил кран, полилась холодная вода. Чиркнул спичкой, потянул на себя рычажок и готово дело. Тут же польется из крана горячая. Плещись в свое удовольствие. Можешь даже заплыв кролем или брасом устроить, если размеры ванной позволяют. Регулировать силу струи и температуру воды проще простого. Манипулируй рычагом горелки и дело в шляпе.
— Раздевайся! — не оборачиваясь, приказал Чуприн.
Надя послушно начала стаскивать через голову насквозь промокший свитер. Не без трудностей, но все-таки справилась с этим нелегким занятием. Чуприн даже не смотрел в ее сторону. Подставив под струю воды указательный палец, регулировал напор воды и ее температуру.
— Совсем раздеваться? — спросила Надя.
— Будешь принимать душ в джинсах? — в свою очередь поинтересовался он.
Оба уже разговаривали почти в полный голос. У газовой колонки образца конца шестидесятых есть еще одно неоспоримое преимущество. В процессе работы она гудит, как набирающий силу двигатель небольшого самолета «Кукурузник». Можно не опасаться, что какая-то там глуховатая соседка что-то услышит. Ничего она не услышит. Даже если приникнет ухом к стенке.
— Тебе необходима горячая ванна. Иначе простудишься. Заболеешь и умрешь.
— Бедная я, бедная! — хихикнула Надя.
Она стояла, прислонившись спиной к холодной кафельной стене ванной. В лифчике и джинсах. И по-прежнему дрожала. Как осиновый лист на осеннем ветру. Или точнее, как домашняя собачонка, напуганная приближением грозы.
— Раздевайся, я не смотрю, — повторил Леонид.
— И напрасно! — ответила Надя.
Леонид взял в руки пластмассовую пробку на цепочке и тщательно заткнул ею дырку в ванне. Надя начала стаскивать с себя прилипшие мокрые джинсы. Кроссовки она успела скинуть еще в комнате. Облокотившись спиной о холодную кафельную стену, она довольно удачно вынула из джинсов одну ногу. Со второй дело обстояло значительно сложнее. Стоя на левой ноге, Надя начала стягивать с правой вторую штанину. Как кожуру с молочной сардельки фабрики «Миком». Тут определенный навык иметь надо. В какой-то момент Надя потеряла равновесие, покачнулась и, вскрикнув, ткнулась лицом в спину Леонида.
Чуприн вздрогнул, медленно повернувшись, взял ее за плечи, слегка встряхнул и поставил в строго вертикальное положение.
— Мочалка на полке. Мыло там же. Потом вот… — кивнул он в сторону вешалки, — наденешь мою байковую рубашку. Она чистая и очень теплая, — хмуро добавил он.
— Не сомневаюсь, — поддержала его Надя.
— Я пошел. Запрись на крючок. Мало ли…
— Действительно! — согласилась Надя. — Вдруг какой злой разбойник Бармалей вломится без стука. Или соседка.
— Ладно. Давай! — вполголоса закончил Леонид.
И он решительно вышел из ванной. И плотно прикрыл за собой дверь.
Надя вернулась в комнату через полчаса. Чуприн лежал под одеялом и при резким свете настольной лампы, повернутой от стола к изголовью тахты, сосредоточенно читал объемистую книгу. Что-то о древнем Египте.
— Ложись! И спи! — не поднимая головы, приказал он.
У противоположной стены уже стояла аккуратно застеленная, с матрасом, простыней, подушкой и байковым одеялом, (все как в лучших домах!), раскладушка.