Бегущая с волками. Женский архетип в мифах и сказаниях
Шрифт:
Она дрожала, но не трогалась с места. Медведь встал на задние лапы, широко разинул пасть и заревел так, что женщина увидела его темно-красную глотку. Но она не убежала. Медведь заревел еще громче и протянул лапы, будто собирался ее схватить, так что его десять когтей как десять ножей нависли у нее над головой. Женщина дрожала как осиновый лист, но стояла на месте.
– Милый, хороший мишка, – взмолилась она, – я пришла сюда, потому что моему мужу нужно лекарство.
Медведь опустил передние лапы, вздыбив снежный вихрь, и уставился в испуганное лицо женщины. На миг ей показалось, что в его старых как мир глазах отражаются все горные хребты, долины, реки и деревни. На нее снизошел глубокий покой, и она перестала дрожать.
– Милый
Медведь медлил. Эта маленькая женщина могла бы стать легкой добычей. И вдруг он пожалел ее.
– Твоя правда, – молвил он. – Ты была ко мне добра. Возьми волосок, только быстро, а потом убирайся восвояси.
Медведь поднял тяжелую голову, так что показался белый полумесяц на шее. И женщина увидела, как в этом месте сильно бьется медвежья кровь. Женщина положила одну руку медведю на шею, а другой ухватила блестящий белый волосок и резко дернула. Медведь попятился и заревел, будто его ранили, а потом сердито заворчал.
– Благодарю тебя, лунный медведь! – Женщина принялась кланяться, но зверь зарычал и сделал шаг вперед. Он заревел, и в его реве женщине слышались слова, которых она не понимала и в то же время откуда-то знала всю свою жизнь.
Она повернулась и бросилась бежать вниз по склону что было сил. Она бежала под деревьями, листья которых походили на звезды, и всю дорогу кричала: Аригато дзайсё! – благодаря деревья за то, что приподняли ветви, давая ей пройти. Она спотыкалась о валуны, которые походили на большие караваи хлеба, и кричала: Аригато дзайсё! – благодаря гору за то, что позволила спускаться по ее телу.
Одежда ее изорвалась, волосы растрепались, лицо потемнело от грязи, но она как на крыльях летела по каменным ступеням, которые вели к ее деревне, по дороге, через деревню, к хижине, где сидела у огня старая целительница.
– Смотрите, смотрите! Я достала его, я принесла его – волос с шеи лунного медведя!
– Вот и славно, – улыбнулась старая целительница. Она пристально посмотрела на женщину, взяла у нее белый волос и стала рассматривать на свет. Потом взвесила длинный белый волос на ладони, измерила пальцами и воскликнула: – Да, это настоящий волос лунного медведя! – И вдруг бросила его в огонь. Волосок вспыхнул, затрещал и сгорел ярким золотым пламенем.
– Ох! – вскрикнула молодая женщина. – Что же ты наделала?!
– Не волнуйся, все в порядке, все будет хорошо, – успокоила ее целительница. – Помнишь каждый свой шаг, когда ты взбиралась на гору? Помнишь каждый свой шаг, когда ты старалась завоевать доверие лунного медведя? Помнишь все, что видела, слышала, чувствовала?
– Да, – ответила женщина, – прекрасно помню. Старая целительница ласково улыбнулась ей и сказала:
– А теперь, дочка, ступай домой и, вооружившись новыми знаниями, проделай все то же самое со своим мужем.
Центральный мотив этой сказки – поиск волшебного предмета – распространен во всем мире. Иногда путешествие предпринимает мужчина, иногда женщина. Волшебным предметом может быть ресница, волосок из носа, зуб, кольцо, перо или другой материальный объект. Вариации того же мотива, где искомым сокровищем является шкура или часть тела животного, можно встретить в Корее, в Германии и на Урале. В Китае таким животным часто бывает тигр, а в Японии – медведь или лиса. В России герой должен принести бороду медведя, а в одной сказке, которая передается у нас в роду, волос нужно вырвать из подбородка самой Бабы Яги.
Сказка "Лунный медведь" принадлежит к категории, которую я называю сказками-щёлками. Такие сказки позволяют заглянуть в их скрытые целительные структуры, увидеть глубокий смысл, а не только внешнее содержание. Эта сказка повествует о том, что совладать с
В сказках-щёлках мы имеем дело не с утверждениями, а с предположениями. В сказке о лунном медведе глубинная структура раскрывает всю модель общения со страхом и исцеления от него: нужно найти мудрую и спокойную целительную силу (обращение к целительнице), согласиться выполнить трудное задание – проникнуть в неизведанную область души (путешествие на гору), распознать заблуждения (поведение при преодолении валунов и зарослей), успокоить свои застарелые навязчивые мысли и чувства (встреча с муэн-ботокэ, беспокойными духами, у которых нет родных, чтобы их похоронить), войти в доверие к великой сострадательной Самости (терпеливое кормление медведя и его ответная доброта), осознать бурную сторону сострадательной души (понимание, что медведь, сострадательная Самость, – не ручной).
Эта сказка повествует, как важно принести это психологическое знание обратно на землю, в реальную жизнь (спуск с горы и путь в родную деревню), узнать, что целительство – это вопрос поисков и практики, а не только теории (уничтожение волоса). Суть сказки заключена в словах: "Обращайся так же со своей яростью, и все будет хорошо" (совет целительницы вернуться домой и воспользоваться усвоенными навыками).
Эта сказка принадлежит к разряду историй, которые начинаются с того, что герой обращается к тому или иному одинокому, измученному существу или просит его о помощи. Если взглянуть на нее так, будто все ее компоненты – часть одной женской души, то можно увидеть, что у души есть очень злая, истерзанная часть, которую олицетворяет образ вернувшегося с войны мужа. Жена, любящий дух души, берет на себя задачу отыскать средство от его гнева и ярости, чтобы она сама и ее любовь снова могли жить в мире и согласии. Это достойная цель для каждой женщины, ведь так можно справиться с яростью и даже открыть для себя искусство прощать.
Сказка показывает нам, что терпение, как и поиск целительного средства, – хороший способ сладить как с новой яростью, так и с застарелой. Хотя для разных людей лечение и прозрение будет разным, сказка предлагает кое-какие интересные идеи, помогающие подступиться к этому процессу.
На рубеже шестого века в Японии жил принц-философ по имени Сотоку Тайси. Наряду с другими вещами, он осознавал необходимость душевной работы как во внутреннем мире, так и во внешнем. Более того, он проповедовал терпимость к каждому человеку, каждому существу и каждой эмоции. Уравновешенная оценка эмоций – это, несомненно, акт самоуважения.
Каждую грубую и грязную эмоцию можно понимать как проявление света, который кипит и клокочет энергией. Можно использовать свет ярости с пользой, чтобы заглянуть в те места, которые для нас обычно незримы. При неверном использовании ярость с губительной силой собирается в одной точке, пока не прожжет черную дыру во всех тонких слоях души, как кислота проедает ткани, образуя язву.
Но есть другой путь. Любая эмоция, даже ярость, несет в себе знание, прозрение, то, что некоторые называют просветлением. Наша ярость может на время стать учителем – не помехой, от которой нужно поскорее избавиться, а драгоценностью, за которой нужно лезть на гору, которую нужно выражать в разных образах, чтобы учиться у нее, чтобы установить с ней внутреннюю связь, а потом воплотить ее во что-то полезное в мире или же предоставить ей снова обратиться в прах. В совместной жизни ярость не является чем-то посторонним. Это вещество, которое ждет наших преобразующих усилий. Цикл ярости схож с любым другим циклом: она растет, убывает, умирает и высвобождается в виде новой энергии. Процесс преобразования начинается с того, что мы уделяем внимание проблеме ярости.