Бегущие по мирам

Колпакова Наталья

Макар потряс головой. Что за чушь в башку лезет! Вскочил ни свет ни заря. Философствует. Взыскует высшего предназначения. Тоже мне рыцарь в семейных трусах. Что, спрашивается, должно приключиться, чтобы, заснув беспечным двадцатипятилетним тихоней-редактором, проснуться эдаким избранником судьбы?

Ответ пришел незамедлительно. С Макаром приключилась девушка его мечты. А с самой девушкой приключилось чудо – или, может, беда. Исчезла девушка. Пропала. Нет, само по себе это обстоятельство Макара не удивляло. Сколько уже красавиц уверенной походкой пересекли его жизненный путь, растворившись в золотом мареве, где ему не было места. К такому повороту событий он давно привык. Поражало другое – способ, избранный дивной незнакомкой для того, чтобы

выпасть из его судьбы. Все предыдущие исчезали фигурально, эта же – в самом буквальном смысле слова. Растаяла в воздухе прямо у него на глазах. За какую-то секунду! Макар не пил горькую, не курил сладкую, не баловался галлюциногенами. Даже успокоительных не принимал.

Выходит, сумасшествие? Загадочное наследственное безумие, мрачная фамильная тайна, может быть, даже проклятие, дотянувшееся через поколения до самого даровитого и многообещающего потомка. В таком свете все это выглядело вполне приемлемо, но не убеждало. Не было у Макара никакой «фамилии», то есть предки какие-никакие имелись, но до родового проклятия явно не дотягивали. И дарованиями он не блистал, и обещаний особых не давал, а те, что давал, обычно не сдерживал. Редактор-фрилансер, карьеры нет и уже не будет, зато иллюзорной свободы хоть отбавляй. В общем, как ни крути, выходило вовсе не романтичное, а самое что ни на есть обычное безумие. Скучное, утомительное и противное. Съехал он, Макар, с катушек от общей неустроенности жизни и мозгов. Фэнтези в юности перечитал.

Да, но девушка была настоящей! Она действительно шла сквозь толпу, продвигалась вперед, слишком ловкая и тоненькая, чтобы застревать среди людских тел, но все-таки и ее временами толкали, и она нет-нет да и задевала соседей. Спешила куда-то.

Надо ее найти. И нечего больше думать! Принять душ, заглотнуть что-нибудь, одеться. Найти и распихать по карманам деньги, проездной, ключи. Все эти простые действия не нуждались в осмыслении, и Макар опомнился только в метро, выходя из поезда на той самой кольцевой станции. Разумеется, никакой девушки он не увидел. Ни на станции, ни в павильоне за турникетами, ни на пятачке-торжище. Нигде!

Он несколько раз прошел под мостом из конца в конец. Там по-прежнему царила кинематографическая фантазия на тему городского дна. Полутьма скрадывала убожество товаров, наваленных грудами на расстеленные одеяла. Скрытый темнотой свод незримо давил на людей и словно вытеснял из туннеля жизнь. Движения замедлялись, голоса звучали гулко и монотонно. Всякий раз, как Макар вырывался наружу, мир взрывался светом, красками, простором, суетой – самый обычный, грязноватый и неприбранный, мир ларьков, игровых автоматов, обменников, мир бестолково спешащих людских стад и автомобильных пробок. Такой привычный, такой простой! И, оглядываясь на туннель, откуда его только что выплюнуло, Макар остро чувствовал инаковость этого места, словно в живом теле города вдруг открылся свищ, прорывающийся в нечто совсем другое. Самое подходящее местечко, чтобы уйти на другую сторону. Как странно, что прежде он столько раз пролетал проход, ничего не чувствуя, не замечая!

Макар с точностью до метра определил, где исчезла девушка. Глубоко вздохнул, пошевелил пальцами, будто накачивая себя решимостью. Медленно проделал несколько шагов, вникая в свои ощущения. Никакого эффекта! Он огляделся, чуть подкорректировал направление и попробовал снова. Когда он вдумчиво прошествовал тем же маршрутом в десятый, наверное, раз, одна из торговок не выдержала:

– Ты чего тут шастаешь?

Макар очнулся. Несколько человек, сплоченных общей усталой ненавистью к праздношатающимся, глядели на него крайне неприязненно.

– Подругу жду, – с вызовом ответил Макар.

Продавцы разомкнули строй, недовольно ворча. А на Макара уже накатило ощущение постыдной нелепости собственных поступков. Казалось, обитатели этого странного мирка видят его насквозь, знают все и посмеиваются над ним. Ему что, десять лет? Чем он тут занимается-то? Глянул на часы – оказалось, битый час.

– Опаздывает, – зачем-то пояснил он, адресуясь к торговке.

Но та уже утратила к нему всякий интерес и погрузилась в привычный ступор. Потоптавшись, Макар плюнул и зашагал прочь. Настроение было хуже некуда. Дома работы на троих, в раковине гора немытой посуды вопиет к небесам, а он тут убивает утро, планомерно сводя себя с ума. Он шел, сам не зная куда, лишь бы подальше от места своего унижения. В ларьке зачем-то купил банку газировки. Миновал церковь, вместе с толпой рефлекторно перешел улицу. В переулке шарахнулся от троллейбуса, уронившего рог, форсировал трамвайный разворотный круг, бугрящийся рельсами.

Там он ее и увидел. Она стояла по другую сторону круга, их разделяло буквально несколько шагов. В чем-то светленьком, легком, он толком не разобрал. Детали растворялись в сиянии, которое – Макар мог поклясться! – окутывало ее, перешибая даже слепящий блеск дня. В этот миг все в мире смолкло и умерло. От машин и людей остались бесплотные тени, губы шевелились, не исторгая ни звука. В этом зачарованном мире ничего не стоило сделать хоть шаг, хоть десять, даже улыбнуться эдак, с раскованным обаянием, и небрежно бросить: «Привет! Я Макар». И Макар пошел, как сомнамбула, вглядываясь в сияние. Девушка очаровательно переминалась с ноги на ногу, и он заметил мягкие круглоносые туфельки, вроде кукольных. Потом определились руки, то стискивающие изо всех сил, то принимающиеся теребить концы длинного пояска. Ее волосы были кое-как собраны в пучок широкой лохматой резинкой. Несколько прядей, удравшие из пучка, тоже лохматились и все равно блестели как миленькие. Наконец Макар узрел лицо – брови сведены, губа прикушена. И вдруг понял, что на этом восхитительном, сказочном лице отчетливо читается тревога, если не страх.

Причина страха открылась, когда между ним и девушкой остались только две полоски рельсов. В кокон нежного сияния вторглась чужая лапища, грубо ухватила девушку за запястье. Лишь теперь до Макара дошло, что она стоит не одна, а в компании типа – беспримерно гнусного – и что компания эта ей явно не по душе.

– Ты поняла, да? Деньги гони, да?

– Я отдам, – пробормотала девушка, глядя мимо обидчика и пытаясь высвободить руку. Тот напирал:

– Не дергайся, платить надо, да?

Богатырем он не казался, да и ростом, прямо скажем, не задался. Однако расслабленно-быстрые движения выдавали в этом крысеныше силу и безжалостность. Прибавьте полное отсутствие мозгов, и можно не сомневаться: вздумай кто вмешаться – прихлопнет одной рукой, даже не вспотеет. Макар и не вздумывал. Нечем ему было думать, голова отключилась начисто. Сейчас им владел могучий инстинкт – назовем его зовом сердца, хотя находятся циники, локализующие его источник несколько ниже.

– Отпусти девушку, – потребовал он, перешагивая через первый рельс. И, недовольный эффектом, добавил максимально грозно: – Отпусти, я сказал!

Оба воззрились на него с изумлением. На первом – и единственном в мире! – лице оно тут же сменилось жалостью, на образине – злобным предвкушением.

– Крутой, да? – обрадовалась образина. – Ну ща я тебе...

В этот самый момент Макаров ноготь наконец-то подлез под упрямую пластиночку на торце скользкой от конденсата банки. Производитель шипучки не пожалел углекислоты, да и Макар постарался, растряс банку по дороге. В жестянке раскрылась щель, и тугая струя яростно вырвалась на волю, распространяя аромат дешевого шампуня.

Незадачливый выбиватель денег, именем которого не стоит засорять ни одно повествование, часто получал в глаз. Но никогда – концентрированным раствором пищевых красителей и ароматической композиции «лесные ягоды». Впечатление было кошмарное, как будто глаза больше нет, а пахучая мерзость выжгла дыру в башке и принялась за мозг. Макар в растерянности кинулся к пострадавшему, бормоча извинения. Про второй рельс он начисто забыл. И не сразу сообразил, почему летит головой вперед и что там такое хрустнуло.