Бегущий человек. Худеющий (сборник)
Шрифт:
– Я…
– Это не важно! – обращалась она к окну. Выходило оно на двор, заваленный ржавым железом, заросший кустами. – Это не важно! – повторила она. – Все дело в черных. – Она повернулась к Ричардсу, ее глаза яростно блеснули. – Мне шестьдесят пять, и я еще была юной девятнадцатилетней девушкой, когда все это началось. В семьдесят девятом черные проникли повсюду. Повсюду! – Она уже кричала. – Повсюду! Ходили в одни школы с белыми. Занимали высокие государственные посты. Радикалы, возмутители спокойствия, мятежники. Я так…
Она замолчала, словно слова исчезли с ее языка. Уставилась на Ричардса, будто увидела его впервые.
– О Матерь Божья, – прошептала она.
– Миссис Парракис…
– Нет! – просипела она. – Нет! Нет! О нет! – Она начала надвигаться на него, задержавшись лишь у разделочного столика, с которого схватила большой кухонный нож. – Вон! Вон! Вон! – Ричардс поднялся и попятился, сначала через короткий коридор, соединявший кухню и гостиную, потом через гостиную.
Он заметил на стене древний телефон-автомат, оставшийся с тех времен, когда в доме жили постояльцы. «Синяя дверь», пансион. Сколько прошло лет? Двадцать? Сорок? До того, как черные вышли из-под контроля, или после?
Он уже пятился через коридор, ведущий из гостиной к входной двери, когда в замке заскрежетал ключ. Оба застыли, словно артисты на съемках, пока режиссер решал, как продолжить отснятый эпизод.
Дверь открылась, вошел Элтон Парракис. Невероятно толстый, с зачесанными назад светло-русыми волосами, с круглым детским лицом, на котором так и застыло изумление, в сине-золотой униформе компании «Продажи-покупки». Задумчиво посмотрел на Вирджинию Парракис.
– Убери нож, мама.
– Нет! – вскрикнула она, но на ее лице уже читалась обреченность: она признавала свое поражение.
Парракис закрыл дверь, переваливаясь, направился к ней.
Ее плечи поникли.
– Ты должен заставить его уйти, сын. Он – плохой человек. Этот Ричардс. Из-за него ты попадешь в тюрьму или хуже того. Я не хочу, чтобы ты попал в тюрьму!
Она расплакалась, выронила нож, припала к его груди.
Он ее обнял, начал нежно покачивать.
– Я не попаду в тюрьму. Не надо, мама, не плачь. Пожалуйста, не плачь. – Он улыбнулся Ричардсу через ее сгорбленные, содрогающиеся в рыданиях плечи печальной улыбкой.
Ричардс ждал.
– Вот и хорошо, – заговорил Парракис, когда рыдания перешли во всхлипывания. – Мистер Ричардс – давний друг Бредли Трокмортона и поживет у нас пару дней, мама.
Она завыла в голос, и он, поморщившись, закрыл ей рот рукой.
– Да, мама. Поживет. Я отведу его машину в парк и спрячу там. А завтра утром ты отправишь в Кливленд маленькую посылку.
– В Бостон, – автоматически поправил его Ричардс. – Видеопленки отправляются в Бостон.
– Теперь они поедут в Кливленд. – Элтон Парракис смиренно улыбнулся. – Бредли в бегах.
– О Господи.
– И тебе придется бежать! – взвизгнула миссис Парракис. – Только тебя они поймают! Ты слишком толстый!
– Сейчас я отведу мистера Ричардса наверх и покажу ему его комнату, мама.
– Мистера Ричардса? Мистера Ричардса? Почему бы не называть его настоящим именем? Отрава!
Элтон мягко отстранил мать, и Ричардс последовал за ним на второй этаж по прячущейся в тени лестнице.
– Наверху много комнат. – Он уже начал пыхтеть, огромные ягодицы перекатывались из стороны в сторону. – Когда-то давно, в моем детстве, тут был пансион. Вы сможете наблюдать за улицей.
– Может, мне лучше уехать? – спросил Ричардс. – Если Бредли раскрыт, ваша мать скорее всего права.
– Вот ваша комната. – Он открыл дверь в темную конуру, где давно уже никто не жил. Слова Ричардса он пропустил мимо ушей. – К сожалению, удобств особых нет, но чем богаты… – Он повернулся к Ричардсу, застенчиво улыбнулся. – Можете оставаться сколько хотите. Бредли Трокмортон – мой лучший друг. – Улыбка чуть поблекла. – Мой единственный друг. А с мамой я разберусь. Не волнуйтесь.
– Мне бы лучше уехать, – повторил Ричардс.
– Вы же знаете, что из этого ничего хорошего не выйдет. Ваша повязка не провела даже мою мать. Сейчас я отгоню вашу машину в безопасное место, мистер Ричардс. А потом мы поговорим.
И он ушел. Ричардс заметил, что на заднице униформа залоснилась. И остался от Элтона Парракиса только легкий запах вины.
Ричардс чуть сдвинул зеленую портьеру. Парракис вышел из дома, залез в кабину, вылез, поспешил в дом. Ричардса сковал страх.
На лестнице послышались тяжелые шаги, дверь открылась, Парракис улыбнулся Ричардсу:
– Мама права. Хорошего секретного агента из меня не выйдет. Я забыл ключи.
Ричардс отдал ключи, попытался свести все к шутке:
– Половина секретного агента лучше, чем ничего.
Слова его задели больную струну. Комплексы, мучившие Элтона Парракиса, ни для кого не составляли тайны, Ричардс буквально слышал насмешливые голоса детей, которые будут преследовать его до конца дней, как маленькие суденышки – океанский лайнер.
– Спасибо вам, – мягко добавил Ричардс.
Парракис ушел, маленькая машина, на которой Ричардс добрался в Портленд из Нью-Хэмпшира, покатила к парку.
Ричардс стянул с кровати пыльное покрывало, лег, глубоко дыша, уставившись в потолок. От одеяла, подушки, простыней пахло плесенью.
Внизу плакала мать Элтона.
…Минус 050, отсчет идет…
Он задремал, но не заснул. Темнота сгустилась, когда он вновь услышал тяжелые шаги поднимающегося по лестнице Элтона. Ричардс сел, облегченно вздохнул.
Парракис постучал, прежде чем войти. Униформу он сменил на необъятных размеров рубашку и джинсы.