Бегущий по лезвию бритвы
Шрифт:
— Какое отвратительное зрелище,— пробормотал Тагоми.
В дверном проеме больше никто не появлялся.
— Наверно, все кончено,—сказал генерал.
Отведя три минуты утомительной процедуре перезарядки оружия, Тагоми нажал кнопку селектора.
— У меня здесь тяжелораненый бандит,— сказал он.— Пожалуйста, вызовите «скорую помощь».
Никакого ответа. Только тихое гудение.
Бэйнс подобрал оба пистолета. Один отдал генералу, другой взял на изготовку.
— Теперь они нам и вовсе не страшны.— Тагоми уселся, как прежде, с кольтом в руке.
— Сдавайтесь, немецкие бандиты! — закричали в
— Мы с ними уже справились! — крикнул в ответ Тагоми.— Входите, не бойтесь.
В дверях появилась группа служащих «Ниппон Таймс». Некоторые успели вооружиться топорами, ружьями и гранатами со слезоточивым газом.
— Cause celebre [67] ,— сказал Тагоми.— Правительство ТША в Сакраменто может тотчас объявлять войну Рейху,— Он переломил револьвер.
— Немцы будут все отрицать,— покачал головой Бэйнс,— Стандартный прием. Сколько раз так было,— Он положил на стол Тагоми пистолет с глушителем, — Сделано в Японии.
67
Громкое дело, сенсационный судебный процесс (фр.).
Тагоми внимательно рассмотрел оружие. Бэйнс не ошибся — пистолет изготовлен в Японии. Спортивный, последняя модель.
— Кроме того, они не подданные Рейха,— продолжал Бэйнс. Он успел заглянуть в бумажник убитого.— Гражданин ТША. Проживает в Сан-Хосе. Ничего общего с СД. Имя — Джек Сандерс.
— Я понял,— кивнул Тагоми.— Заурядный налет. Цель — очистить мой сейф. Политические мотивы отсутствуют.— Он с трудом поднялся.
«Как бы там ни было, попытка вашего убийства или похищения не удалась. Во всяком случае, первая. Но в СД, несомненно, знают, кто такой мистер Бэйнс и для чего он прилетел».
— Перспективы малоутешительные,— произнес он вслух.
«Может, нам посодействует Оракул? — подумал он.— Предостережет, защитит, даст добрый совет?»
Едва держась на ногах, он взял черенки тысячелистника.
«В целом ситуация весьма запутана и необычна,—решил он.— Человеческий разум не в состоянии в ней разобраться; это под силу только мудрости пяти тысячелетий. Немецкое тоталитарное общество напоминает некую жизненную форму, которая по ошибке явилась на свет. Оно отвратительно во всех своих проявлениях. Квинтэссенция бессмысленности. Местное отделение СД — инструмент политики, не имеющий ничего общего с политикой берлинского руководства. Где истина? Что такое Германия на самом деле? Чем была прежде? Мерзкая гниющая пародия на государство, к которой чем пристальнее присматриваешься, тем большее отвращение испытываешь. Но Оракул и здесь сумеет помочь, подсказать. Даже в этом дьявольском клубке взбесившихся котов для него нет тайн».
Наблюдая за Тагоми, рассеянно перебирающим пригоршню черенков, Бэйнс понял, насколько велико смятение этого человека. Для него убить или изувечить кого-нибудь не просто ужасно — немыслимо.
«Какими словами его подбодрить? Он стрелял, защищая меня, а значит, ответственность за погубленные жизни ложится на мои плечи. И я должен ее принять».
К Бэйнсу подошел генерал Тедеки и шепнул на ухо:
— Вы видите: мистер Тагоми в отчаянии. Очевидно, он вырос в религиозной семье. Все живое для буддиста священно, никого нельзя убивать. Подобная среда глубоко влияет на мировоззрение.
Бэйнс кивнул.
— К нему вернется душевное равновесие,— продолжал генерал.— Но не сразу. Сейчас у него нет твердой опоры, чтобы осознать, обдумать свой поступок. А книга поможет ему, укажет путь.
— Понимаю,— кивнул Бэйнс.
«Другой критерий оценки, который мог бы ему помочь,— ученье о первородном грехе. Но вряд ли Тагоми о нем слышал. Все мы обречены творить зло и насилие. Таково наше предназначение. Наша карма.
Чтобы спасти одну жизнь, Тагоми пришлось погубить две. Труднейшее испытание для уравновешенного, трезвомыслящего разума. Такому человеку, как Тагоми, оно грозит безумием.
И все-таки решающий момент не в настоящем. Не в моей смерти и не в смерти двух негодяев из СД. Он в будущем. Случившееся здесь оправдано или будет оправдано в дальнейшем. Кто знает, может, мы спасем жизнь миллионам — фактически всем японцам. Но человеку, глядящему на стебельки, подобные мысли не приходят в голову. Действительность слишком осязаема. На полу его кабинета лежат мертвый и умирающий.
Генерал прав — только время вернет мистеру Тагоми душевное равновесие. Иначе он погрузится во мрак безумия, навсегда утратит связь с реальностью. А ведь мы ничем от него не отличаемся,— подумал Бэйнс.— В наших мозгах — точно такая же путаница. Поэтому, к сожалению, мы не в силах помочь Тагоми. Мы можем только ждать, надеясь, что в конце концов он придет в себя».
Глава 13
В Денвере они посетили шикарные современные магазины. Одежда стоила безумно дорого, но оказалось, что для Джо это не имело значения. Что бы Джулиана ни выбрала, он расплачивался, не моргнув глазом.
Во второй половине дня, перемерив уйму нарядов, Джулиана выбрала голубое итальянское платье с рукавами-буфами и умопомрачительно глубоким декольте. Совсем недавно она видела такое платье — лучший фасон года — в европейском журнале мод. За него пришлось выложить почти две сотни долларов.
В придачу к платью Джулиане понадобились три пары туфель, новые нейлоновые чулки, несколько шляпок и черная кожаная сумочка ручной работы. Кроме того, она обнаружила, что декольте итальянского платья требует нового лифчика, прикрывающего только нижнюю часть груди. Поглядев на себя в большое, в полный рост, зеркало, Джулиана подумала, что нагибаться будет небезопасно. Но продавщица клятвенно заверила ее, что, несмотря на отсутствие бретелек, новый бюстгальтер подходит как нельзя лучше.
«Только соски и прикрывает,— подумала Джулиана, рассматривая себя в тиши примерочной.— Ни миллиметра выше».
Бюстгальтер тоже влетел Джо в копеечку — импортная вещь, объяснила продавщица, к тому же ручной работы. По просьбе Джулианы продавщица показала спортивные костюмы, шорты, купальники и махровый халат. Но тут Джо занервничал, и они пошли дальше.
— Ты не находишь, что я буду выглядеть сногсшибательно? — спросила она.
— Да,— рассеянно ответил он, загружая в машину пакеты и свертки.— Особенно платье. Наденешь, когда поедем к Абенд-сену, понятно? — Последнее слово он произнес резким тоном, как приказ. Это ее неприятно удивило.