Бегущий по лезвию бритвы
Шрифт:
— Я в этом уверен,— сказал Тагоми.— Впрочем, не имеет значения. Пусть будет так, как вы решили. Я не в претензии.
— Позвольте показать вам новые поступления,— предложил Чилдэн.— Надеюсь, вы не торопитесь?
В душе Тагоми всколыхнулось знакомое чувство.
— Что-нибудь интересное?
— Прошу вас, сэр,— Чилдэн подвел его к прилавку у противоположной стены. Под стеклом на черном бархате сверкали маленькие металлические завитушки самых замысловатых форм.
— Я показываю их каждому посетителю,— признался Чилдэн,— Вы знаете, что это такое, сэр?
— Похоже, бижутерия,—
— Разумеется, это американские изделия, но они не старинные, сэр.
Тагоми поднял глаза.
— Сэр, это современное искусство.— Бледное, невыразительное лицо Роберта Чилдэна горело восторгом.— Перед вами новая жизнь моей страны. Она начинается с крошечных всходов, ростков красоты.
Тагоми с деланным интересом перебрал безделушки.
«Да,— подумал он,— в них есть нечто новое, оживляющее. Закон Дао: повсюду еще господствует Инь, а в темнейших глубинах уже вспыхивают первые искорки света. Так было, так будет. И все же, к несчастью для нас обоих, я не могу, как Чилдэн, прийти в восторг от этих железок».
— Очень мило,— пробормотал он и положил украшения на прилавок.
С натугой в голосе Чилдэн заявил:
— Сэр, это не приходит сразу.
— Простите?
— Это надо увидеть сердцем.
— Вы обратились в новую веру,— заключил Тагоми.— Хотел бы и я тоже... Но увы — не могу.— Он поклонился.
— Кто знает,— задумчиво произнес Чилдэн, провожая его к выходу.
«Попытается продать мне что-нибудь»,— решил Тагоми.
— Ваша убежденность сомнительна,— сказал он в дверях.— Мне кажется, вы избрали не самый верный путь.
На лице Чилдэна не было и тени прежнего раболепия.
— Простите, но я уверен в своей правоте. В этих вещах я отчетливо вижу крошечный зародыш будущего.
— Да будет так,— согласился Тагоми.— Но меня не вдохновляет ваш англосаксонский фанатизм.— Он чувствовал, как в душе торговца пробуждается надежда. Его надежда, его вера в себя,— Всего доброго,— поклонился Тагоми.— На днях я к вам загляну — проверю, сбываются ли ваши пророчества.
Он взял портфель и двинулся прочь. «С чем пришел, с тем и ухожу. Ничего не обретя. Не представляя, с чем вернуться в мир. А что, если купить одну из тех странных безделушек причудливой формы? Подержать ее, рассмотреть повнимательней, подумать... Может быть, со временем она подскажет мне Путь? Сомнительно, правда... Такие вещи хороши для Чилдэна, а не для меня. И все же, если хоть один человек находит Путь... это говорит о том, что Путь существует. Пусть даже он сокрыт от моих глаз. Как я завидую этому торговцу».
Тагоми повернулся и пошел обратно. В дверях, следя за его приближением, стоял Чилдэн. Он и не уходил.
— Сэр,— обратился к нему Тагоми,— я куплю одно из этих украшений, на ваш выбор. Веры во мне нет, но сейчас я хватаюсь за каждую соломинку,— Вслед за Чилдэном он прошел в магазин и приблизился к прилавку с бижутерией.— Я буду носить ее с собой и время от времени брать в руки. Скажем, раз в день. Если через два месяца я не...
— Вы сможете вернуть ее за полную стоимость,— пообещал Чилдэн.
— Благодарю.— Тагоми полегчало. «Иногда следует менять привязанности,— решил он.— В этом нет ничего предосудительного, напротив, это признак мудрости, правильного подхода к жизни».
— Вот это вас успокоит.— Чилдэн вручил ему серебряный треугольник, украшенный полыми шариками, внизу темными, сверху — яркими, полными света.
— Спасибо,— поблагодарил Тагоми.
Доехав до Портсмут-сквер, маленького открытого парка на склоне холма, Тагоми уселся на залитую солнцем скамью. По усыпанным гравием дорожкам в поисках крошек семенили голуби. На скамейке дремали или читали газеты люди, смахивающие на бродяг. Некоторые спали прямо на траве.
Достав из кармана бумажный пакетик с этикеткой магазина Р. Чилдэна, Тагоми посидел, греясь на солнце, затем открыл пакет и поднес покупку к глазам. Здесь, среди газонов, дорожек и стариков, ему предстояло внимательно изучить ее. Серебряный треугольник на его ладони сверкал в лучах полуденного солнца, преломляя и рассеивая свет, словно хрустальная призма. Крошечная частица, объявшая целое. Магический слог Ом, как говорят брамины.
Тагоми пристально вглядывался в предмет. «Что в нем главное? Размер? Форма? Придет ли ко мне озарение, как обещал Чилдэн? Сколько ждать? Пять минут? Десять? Времени немного, но я буду сидеть столько, сколько смогу.
Прости меня,— Тагоми мысленно обратился к треугольнику,— Нас всегда тянет вскочить на ноги и действовать. Я смотрю на тебя с надеждой. С наивной верой ребенка, прижимающего к уху найденную на морском берегу раковину. Ухо вместо глаза. Мир сосредоточился для меня в одном маленьком кусочке металла. Войди в меня и поведай: куда? зачем? и почему?»
Нет ответа. Когда просишь слишком много, не получаешь ничего.
«Слушай,— вполголоса обратился он к треугольнику,— тот, кто продавал тебя, был щедр на обещания. А если встряхнуть тебя, как остановившиеся старые часы? Или как кости перед решающим броском?» Он так и сделал.
«Как разбудить таящуюся внутри душу? Издеваться над нею подобно пророку Илии? Может, она спит? Или в дороге? Или занята чем-либо?» Тагоми еще раз изо всех сил встряхнул в кулаке серебряный треугольник — позвал его громче — и снова поднес к глазам.
«Моему терпению приходит конец. Ты пуста, маленькая безделушка. Отругать тебя? Испугать? А что потом? Выбросить в канаву? Дышать на тебя, встряхивать и снова дышать, пытаясь во что бы то ни стало получить ответ?»
Тагоми засмеялся: «Напрасный труд, спектакль для прохожих». Он смущенно огляделся. Но никто не смотрел на него. Старики дремали на скамейках. Тагоми облегченно вздохнул.
«Надо испробовать все: умолять, увещевать, угрожать, анализировать, наконец. Найти способ...
Впрочем, что толку? Треугольник отвергает меня. Может, потом? Нет. Уильям Гильберт прав, каждая ситуация неповторима, шанс дается один раз.
Все это глупо. Я веду себя как ребенок. Но детство давным-давно позади. Надо искать в других царствах.
Попробуем подобрать ключик с помощью классической аристотелевой логики. Цепь строгих рассуждений, ведущих к истине...»
Он сунул палец в правое ухо, чтобы заглушить отдаленный шум города, и, словно раковину, крепко прижал серебряный треугольник к левому.