Бехеровка на аперитив. Похититель секретов-2
Шрифт:
– Майор Индимов, военная контрразведка. Прошу в машину.
Открытый «Газик» с черным автоматчиком за рулем часа полтора резво прыгал по кочкам и торчащим из твердой земли корням. Дорог здесь не было – только направления. Вокруг простиралась бескрайняя саванна – неухоженная степь, поросшая низкорослым, колючим кустарником и высоченными, под три метра, злаками. Пейзаж напоминал бы колхозные поля бездотационной российской глубинки, если бы не встречающиеся время от времени баобабы, прогуливающиеся вдали жирафы и большое красное солнце, на фоне которого
Наконец впереди показался забор из шести рядов колючей проволоки и шлагбаум, у которого дремал молодой коренастый анголец в советской форме образца сороковых годов, с ППШ поперек груди и в некотором подобии лаптей вместо сапог. Завидев машину, он встрепенулся и отдал честь. Шлагбаум поднялся, и «Газик» заехал на территорию типичного советского военного городка – в сороковые годы. С соответствующей педантичностью, аскетизмом и дисциплиной. Как я вскоре узнал, все это держалось исключительно на плечах одного человека – командира Учебного центра полковника Колоскова.
Он встретил нас у сборного щитового домика с надписью по-русски и по-португальски: «Штаб». Это был огромный, похожий на медведя мужик, широкоплечий, с лицом кирпичного цвета и тяжёлым взглядом узких, с набрякшими веками глаз… Крупный, в красных прожилках нос, массивный квадратный подбородок. Фуражка без кокарды, выгоревшую гимнастерку перетягивает широкий ремень с медной пряжкой, на боку большая кобура.
– Здорово, наука! – добродушно прогудел он, протягивая широкую, как лопата, ладонь. Левая его рука тоже синхронно дернулась навстречу, будто он хотел пожать мне руку двумя своими, но тут же вернулась в прежнее положение.
– Ну, скажи мне, на фиг тут эти все твои измерения? Специальным транспортником метео-елду привезли, тебя за тридевять верст послали… А если б тебя унитовцы поймали и яйца отрезали? Им там делать не хер, что ли?
– Я тоже так думаю, товарищ полковник… Не хер делать, мудакам…
Под одобрительным взглядом Колоскова я расстегнул дорожную сумку, достал две литровые «Столичные», буханку ржаного «Бородинского» хлеба и полиэтиленовый пакет с тремя жирными копчеными селедками.
– Вот привез сувениры… Да, еще пара луковиц…
– Ну, ты даешь, наука! – на весь городок заревел полковник. – Сейчас я тебя расцелую! Вот уж угодил, так угодил! Хаим! Хаим, давай сюда, сволочь!
Топоча по выметенным утоптанным дорожкам босыми пятками, к командиру подбежал худощавый низкорослый анголец с густой копной вьющихся волос и блестящими глазами. На вид ему было лет семнадцать.
– Слушаюсь и повинуюсь, господин фельдмаршал! – на вполне приличном русском доложился он.
Полковник протянул ему мои сувениры.
– Водку в морозильник, а это на нижнюю полку. И смотри, чтоб ничего не пропало! Ты лично за все отвечаешь!
– Падла буду, господин фельдмаршал! – Паренек исчез, только ветерком подуло.
– Молодец,
– Я его на рынке отбил: он лепешку украл, так его чуть не затоптали… Серьезная заварушка получилась, пришлось даже в воздух палить…
Он похлопал по деревянной кобуре двадцатизарядного «Стечкина».
– Смышленый малец оказался. Я его при кухне оставил, хотел в Московское общевойсковое училище послать, а теперь видишь, как все оборачивается: и дружба с Анголой умирает, и Союз разваливается…
– А что у него за имя такое странное? Оно ведь явно не ангольское?
Колосков снял фуражку и почесал в затылке.
– Вообще-то его Хамусум зовут… Это я так, шутейно, для краткости. Пойдем, территорию посмотрим…
Территория выглядела бедненько, чтобы не сказать – убого: несколько сборно-щитовых домиков, большие палатки с задранными пологами, утоптанная земля вместо асфальта. Колосков гордо показывал рукой – штаб, плац, учебные классы, казармы, полоса препятствий, стрельбище…
– А вот наш огород! Почва здесь плохая, так мы торф с песком перемешали, и нормально – и картошечка растет, и помидорчики, и огурцы. Правда, вкус не тот, что дома…. А вот наш радиоцентр!
Радиоцентр представлял из себя палатку с допотопной зеленой рацией «Эфир» – такими пользовались в войну белорусские партизаны. Сейчас у ключа сидел анголец в наушниках, испуганно вскочивший при нашем появлении:
– Господин фельдмаршал, никаких сообщений нет, падла буду!
– Ладно, продолжай слушать, – благосклонно махнул рукой Колосков, и мы двинулись дальше.
На центральной площади стояла знакомая гипсовая фигура в знакомой позе – с вытянутой вперед рукой, явно указывающей правильный путь угнетенным пролетариям. Но в общем облике вождя мировой революции было что-то непривычное.
Я присмотрелся. Негроидное лицо, короткие, курчавые волосы…
– Кто это?!
Колосков опять махнул рукой.
– Местный лидер. Душ Сантуш.
– А почему…
Он повторил жест.
– Привезли готовый памятник, только голову поменяли. Проще и быстрее.
Я обратил внимание, что в городке чисто, чернокожие солдаты опрятны, они издали переходят на уставной шаг и по всем правилам отдают честь.
– Вижу, у вас дисциплина на уровне, товарищ полковник.
Колосков довольно хмыкнул.
– Это точно. У меня всего два воспитательных упражнения, но очень эффективных.
– Интересно. Это какие?
– Номер один и номер два. Номер один – стоять на плацу с поднятой под прямым углом ногой. А я рядом хожу, с бамбуковой палкой, чтобы не опускал. Пять, десять минут, – больше не выдерживают.
Полковник замолчал.
– А номер два?
– Да почти то же самое. Только на голове у него стакан.
– Стакан?
– Ну да. А в стакане граната без чеки. И стоит он не здесь, а вон там, на стрельбище, чтобы рядом никого не было… Да ерунда это все. Пойдем лучше в столовую, пообедаем.