Белая карта
Шрифт:
Позицию Александр Колчак не покинул и до самых последних залпов, в бинтах, командовал стодвадцати-миллиметровой батареей в секторе Скалистых гор.
Осажденный Порт-Артур был подобен «Варягу». Батарея Скалистых гор была одним из плутонгов этого непотопляемого, но увы, берущегося на абордаж, броненосца.
Лишь после падения крепости он позволил отвести себя в госпиталь. Оттуда в апреле был переправлен японцами в Нагасаки. Раненым пленным офицерам микадо разрешил возвращаться на родину без каких бы то ни было обязательств. И вскоре Колчак отправился в Петербург рейсовым пароходом через Канаду…
Одна общая боль мучила их всех: почему огромная Россия проиграла войну маленькой Японии. Листовки, которые чья-то вездесущая рука
Япония – азиатская Британия – будучи островной державой, как и Англия, в немалой степени степени повторяла поведение «туманного Альбиона». Если бы у командиров японских крейсеров жили в каютах попугаи, они бы кричали вовсе не «Пиастры! Пистры! Пиастры!», а «Колонии! Колонии! Колонии!»
Как в 1853-54 годах Россия вынуждена была воевать не с одной лишь Турцией, а со всей объединенной Европой (исключая Германию и Скандинавию), так ровно полвека спустя севастопольская драма повторилась в Порт-Артуре. За Японией стояли все те же союзники по Крымской войне к которым прибавились Соединенные штаты Северной Америки с мощной финансово-дипломатической поддержкой антироссийского альянса.
Только спустя 85 лет были обнародованы факты того, как «русская революция 1905 года» готовилась на деньги японских спецслужб. Оглашать их было не выгодно ни японским властям, ни советским историкам, живописавшим кровавые бунты 1905—1906 годов, как «стихийный гнев рабочих и крестьян против самодержавия».
Колчак не знал точных выкладок, но он сердцем чувствовал ложь этих листков, которые совали солдатам, матросам, казакам на всех узловых станциях Сибири.
В свой родной город он прибыл почти одновременно с человеком, который спустя пятнадцать лет подпишет ему смертный приговор. Этот человек был старше его на четыре года. Рано облысевший в бдениях над книгами и весьма поднаторевший в словесных политических баталиях, он прибыл в Питер с запада, из-за границы, – из Германии. Колчак приехал с востока – крайнего и дальнего. Они не знали друг друга. Пока они были всего лишь географическими антиподами. Оба лет пять не хаживали по приневским набережным и проспектам, оба то и дело оглядывались: один-с радостью узнавания родных мест, другой – с опаской человека, вернувшегося во вражий стан. Быть может, они даже разминулись в потоке на Невском, слегка соприкоснувшись
За спиной одного стояли отели, кафе, квартиры Лейпцига и Мюнхена, Лондона и Женевы… За плечами другого – зимовья Тикси и Якутска, тесные каютки шхун и миноносцев, бетонные казематы береговых батарей и вагонные купе великого в своей бесконечной дорожной тоске транссибирского железного пути…
Та уютная ссылка в Шушенском, куда угодил помощник присяжного поверенного из Самары, с доставленным роялем и нужными книгами, с охотой от скуки на зайцев и выписанной к себе молодой женой, не идет ни в какое сравнение с трехлетними испытаниями в безлюдье Крайнего Севера, на которые обрек сам себя Александр Колчак.
Можно выстроить хронику их жизней по месяцам и Даже неделям, и тогда вдруг престранно откроется, что в то время как один шел сквозь льды на выручку первопроходцам Арктики, другой за чашечкой кофе или кружкой пива до одури спорил об идейных особенностях большевистской партии. В те дни, когда один из них спорил со смертью на фортах Порт-Артура, другой сидел под зеленой лампой Британской библиотеки; в те дни когда один прикрывал Петроград от прорыва германских дредноутов, другой витийствовал вдали от фронтов и минных полей в тихой Швейцарии на предмет разжигания в тылу воюющей России гражданской войны.
Немцы не раз и не два доставляли на подводных лодках к берегам Британской империи племенных вождей, которые поднимали мятежи и восстания и в индийском доминионе, и в североафриканских колониях. Ту же тактику они применили и против России в апреле 17-го. Разве что вместо субмарины был запломбированный вагон… И человеку с русским именем, еврейским отчеством, калмыцкими скулами, марксистскими идеями и германскими кредитами удалось сделать то, чего от него ждали в Генеральном штабе кайзера, – вывести Россию из войны, заключить сепаратный договор на ультимативных началах и разжечь чудовищную гражданскую войну на три изнурительно долгих обескровливающих года.
Они сойдутся друг с другом, как вожди схватившихся намертво армий: Красной и Белой. Известно, чем кончилась эта схватка. Но мало кому известна расшифровка той телеграммы, которой первый – решил судьбу второго:
«Ленин – Склянскому
Пошлите Смирнову (РВС-5) шифровку: (шифром), Не распространяйте никаких вестей о Колчаке. Не печатайте ровно ничего. А после занятия нами Иркутска пришлите строго официальную телеграмму с разъяснениями, что местные власти до нашего прихода поступили так (то есть расстреляли Колчака. – Н. Ч.| под влиянием угрозы Каппеля и опасности белогвардейских заговоров в Иркутске.
Все было сделано по-большевистски архинадежно и иезуитски скрытно…
А пока оба они вдыхали сырой воздух питерской осени, ничуть не догадываясь, что идут навстречу друг другу с разных концов света…
МЛАДОФЛОТЦЫ
Появляться на Невском проспекте во флотской фуражке было рискованно. «Самотопы!» – это далеко не самое обидное слово, которое могли бросить морскому офицеру из публики.
Взбудораженное неудачной войной и революционными взрывами общество не могло ни объяснить, ни тем более простить катастрофу морской мощи государства, столь грандиозную, что подобий ей не могли припомнить ни в ближнем времени, ни в дальних веках.
Известно: сильные натуры обращают горечь поражения в энергию борьбы, воссоздания, даже если начинать приходится заново.
Колчак, больше чем кто-либо из его сослуживцев, мог без ущерба для чувства личной чести уйти в чистую науку и безбедно строить карьеру гидрографа, географа. Большая Константиновская медаль открывала перед ним блестящую академическую будущность.