Белая королева
Шрифт:
— А Ричард? — с тревогой спросила я, вспомнив о втором брате Эдуарда, о том застенчивом мальчике, который за эти несколько лет превратился в тихого и задумчивого юношу. — С кем Ричард? Неужели и он на стороне вашей матери?
Впервые на губах Эдуарда мелькнула улыбка.
— Ричард, слава богу, пока мне верен, — быстро ответил он. — Ричард всегда был мне верен. Тебе он кажется всего лишь неуклюжим и довольно мрачным подростком, и твои сестры над ним смеются, но, уверяю тебя, Ричард честен и предан мне. Зато Георга всегда можно было подкупом склонить к чему угодно. Он и сейчас ведет себя точно жадный мальчишка, а не мужчина. Одному богу известно, что там ему Уорик наобещал.
— А вот об этом я догадываюсь, — гневно произнесла я. — Тут как раз очень просто. Он обещал ему твой трон! И то наследство, что по праву принадлежит моим дочерям.
— Я сохраню все это. — Эдуард взял мои руки, поднес к губам и по очереди поцеловал каждую. —
— Так они действительно в открытую выразили желание свергнуть тебя? Или по-прежнему утверждают, что всего лишь хотят попытаться тебя убедить?
Эдуард поморщился.
— Пожалуй, им куда больше хочется убрать с трона тебя, моя дорогая. И сослать твою семью и твоих советников как можно дальше от королевского двора. Самая главная их претензия состоит в том, что я получаю от вас дурные советы, что ты и твое семейство оказываете на меня губительное воздействие.
Я задохнулась от ярости.
— Так они еще и клевещут на меня?
— Все эти слова — просто прикрытие, фальшивый ход, — продолжал Эдуард. — Не обращай внимания. Это же обычная песня — мол, виноват в случившемся не сам король, а всего лишь его дурные советчики, против которых и следует восстать. Я и сам пел подобные песни, и отец мой так поступал, да и Уорик тоже, когда мы вели войну с Генрихом. А затем мы заявили, что во всем виноваты королева Маргарита и герцог Сомерсет. Вот и Уорик с Георгом сейчас утверждают, что во всем виноваты ты и твоя семья. Это же проще всего — сделать крайней жену! Куда легче упрекнуть королеву в том, что она оказывает на короля дурное влияние, чем открыто заявить, что выступаешь против самого короля. Они планируют уничтожить сначала тебя и твоих родных, а затем, когда я окажусь в одиночестве, без друзей, без семьи, они возьмутся за меня, заставят объявить наш брак недействительным, наших детей — бастардами, а Георга — моим наследником, возможно даже, заставят уступить ему трон. Сейчас мне следует вынудить их выступить против меня открыто, поскольку только в открытом бою я смогу их победить. Доверься мне. Я не дам никого из вас в обиду, сохраню вас всех и позабочусь о вашей безопасности.
Я прислонилась лбом к его лбу.
— Как жаль, что я не успела родить тебе сына. — Я вздохнула. — Тогда им было бы известно, что у тебя только один наследник. Как жаль, что я не успела подарить тебе принца.
— Ничего, времени для этого у нас еще хватит, — успокоил Эдуард. — Девочек наших я очень люблю. И сын у нас непременно появится. Я в этом ни капли не сомневаюсь, любовь моя. И я непременно сохраню для него наш трон. Верь мне.
И я отпустила мужа. Нам обоим предстояло немало дел. Эдуард в тот же день в окружении суровой, готовой к бою охраны покинул Фотерингей, его боевое знамя яростно хлопало на ветру. Их отряд направился прямиком в Ноттингем, в тамошний мощный замок, и собирался ждать там, когда враг сам себя проявит. Мне же вместе с дочерьми предстояла поездка в Норидж, где я должна была делать вид, что вся Англия по-прежнему принадлежит нам и представляется мне чудесными розовыми садами Йорка. Я ничего не боялась. Своих сыновей, Томаса и Ричарда Греев, я взяла с собой. Эдуард, правда, предлагал мне отправить мальчиков с его отрядом, чтобы они «попробовали битву на вкус», но я, опасаясь за их жизни, оставила сыновей при себе. Так что в Норидж меня сопровождали два весьма мрачных подростка пятнадцати и тринадцати лет, которых ничто не могло ни развеселить, ни порадовать, поскольку оба страшно досадовали, что не примут участие в сражении.
В Норидже меня встречали по-королевски: пел хор, цветы дождем летели к моим ногам, актеры разыгрывали сцены, посвященные моей добродетели, и выкрикивали приветствия в адрес моих дочерей. А тем временем Эдуард выжидал в Ноттингеме благоприятной возможности, вновь собирая войско и готовясь к тому, что противник вскоре высадится на английский берег.
Мы оба выжидали, и каждый старательно играл свою роль, пытаясь угадать, когда и где объявятся наши враги. Наконец до нас донеслись новые вести. В городе Кале по особому разрешению Папы Римского — судя по всему, это разрешение втайне получили наши архиепископы — состоялась свадьба Георга с дочерью Уорика Изабеллой Невилл. Теперь брат Эдуарда — зять Уорика, и если «делателю королей» удастся посадить Георга на трон, то свою дочь он сделает королевой и наденет ей на голову мою корону.
Я шипела и плевалась, как разъяренная кошка, при одной лишь мысли о том, как наши архиепископы-изменники тайком отправляли послание Папе, помогая нашим врагам; представляла я себе и Георга с дочерью Уорика перед алтарем,
Это было действительно серьезное поражение. Сэр Уильям Герберт, граф Пембрук, пал на поле боя вместе с тысячью уэльских воинов, и находившийся под его опекой Генрих Тюдор, отпрыск Ланкастеров, остался без попечителя и без охраны. Эдуард тут же отправился в Лондон. Он мчался во весь опор, желая успеть предупредить и вооружить лондонцев в преддверии осады, когда путь ему преградили вооруженные люди.
Архиепископ Невилл, родственник графа Уорика, самим же Эдуардом и назначенный на этот пост, вышел вперед и заявил своему королю, что берет его в плен, так как королевская армия потерпела сокрушительное поражение и Уорик с Георгом уже пересекли границы его королевства. Итак, все было кончено; Эдуард проиграл войну еще до того, как она была объявлена, еще до того, как успел надеть латы, взнуздать боевого коня и обнажить шпагу. Эти бесконечные войны, которые, как мне казалось, уже завершились миром — тем миром, который именно мы принесли в Англию! — привели в итоге к нашему поражению. Мне думалось, что теперь династия Йорков будет основываться на игрушечном правлении этой марионетки Георга, и мой еще не родившийся сын уже никогда не станет наследником престола.
Итак, я продолжала торчать в Норидже, по-прежнему притворяясь уверенной в себе милостивой государыней, когда ко мне привели забрызганного грязью гонца, доставившего письмо от мужа. Я поспешно вскрыла письмо, и вот что я там прочла:
Дорогая моя жена, приготовься узнать дурные вести.
Твои отец и брат взяты в плен во время сражения при Эджкот-Мур; они с честью бились за наше дело, но угодили в руки Уорика. Я теперь и сам пленник, меня содержат в замке Уорика в Мидлхаме. Они захватили меня прямо на дороге, когда я ехал к тебе. Я не ранен, твои родные тоже.
Уорик объявил твою мать ведьмой и утверждает, что наш брак был заключен под воздействием колдовских чар, которые вы с нею на меня навели. Так что вынужден предупредить: вам обеим грозит серьезная опасность. Твоя мать должна немедленно покинуть страну: если они до нее доберутся, то удавят ее как ведьму. Ты тоже приготовься к ссылке.
Возьми наших девочек и постарайся как можно скорее уехать в Лондон, там подними город, вооружи лондонцев и подготовь Тауэр к осаде. Как только все будет готово, сразу перебирайся с дочерьми во Фландрию, там вы будете в безопасности. Любимая, поверь: обвинение в колдовстве — это очень серьезно! Они непременно тебя казнят, если сумеют навесить ярлык ведьмы. Для тебя сейчас самое главное — поскорее оказаться в надежном месте и уберечь себя и наших дочерей.
Если сочтешь нужным, отошли девочек сразу, втайне от всех, и посели их в какой-нибудь простой и скромной семье. Не гордись, Елизавета! Выбери такое убежище, куда не заглянет никто. Нам придется пережить все это, если мы хотим вновь биться за свои законные права и победить.
Больше всего на свете меня огорчает то, что я невольно навлек опасность на свою жену и дочерей. Я уже написал Уорику и спросил у него, какой выкуп он желает получить за благополучное возвращение домой твоего отца и брата Джона. Не сомневаюсь, вскоре он их отпустит, и тогда ты выплатишь ему из казны такую сумму, какую он потребует.
Я дочитывала письмо, когда в дверь постучали. Затем она сразу же распахнулась, и я в страшном волнении вскочила на ноги. Сама не знаю, кого я ожидала увидеть на пороге — возможно, даже самого графа Уорика со связкой сырых дров для костра, на котором он с удовольствием сжег бы мою мать и меня. Но это оказался мэр Нориджа, который всего несколько дней назад устроил в мою честь столь пышную церемонию.
— Простите, ваше величество, но у меня срочные новости, — сказал он. — Плохие новости! Еще раз прошу меня извинить, но…