Белая кошка
Шрифт:
Старик смотрит на дочь.
— Что тогда? Кто?… — Он замолкает на полуслове и поворачивается ко мне: — Ты? Ты причинил зло моей девочке?
Не знаю, что сказать.
— Он меня не трогал.
Захаров кладет руку в перчатке мне на плечо.
— Ты становишься похожим на мать, Кассель, а она красавица.
— Да, сэр.
— Не хотелось бы портить такое лицо, но если я узнаю…
— Оставь его в покое. Папа, послушай меня хотя бы минуту. Я пока не готова обсуждать случившееся. Прекрати искать
— Конечно рад. — Захаров явно потрясен ее вопросом.
Бессознательно дотрагиваюсь до ребер. Мне бы еще аспирина, куда же тот парень его задевал?
— Я тебе поверю, но только ради дочери, — говорит Захаров, голос его смягчается. — Нам нужно побеседовать наедине. Понимаешь?
Киваю. Лила сидит неподвижно и смотрит в окно на черный океан.
Ее отец достает из внутреннего кармана бумажник и отсчитывает пятьсот долларов.
— Держи.
— Я не могу это взять.
— Мне так будет спокойнее. Поднимаюсь, стараясь не морщиться от боли, и качаю головой.
— Пусть вам как-нибудь по-другому будет спокойно.
Он фыркает.
— Один их моих парней отвезет тебя домой.
— Так что, я правда могу идти?
— Не обольщайся. Если понадобится, возьму тебя за жабры в любой момент.
Надо что-то сказать Лиле на прощанье, но она повернулась ко мне спиной. О чем, интересно, думает?
— В среду я устраиваю небольшую вечеринку «У Кощея». Собираем деньги для фонда. Приходи. Знаешь, почему мне так нравится этот ресторан?
Отрицательно качаю головой.
— А кто такой Кощей Бессмертный, знаешь?
— Нет. — Я вспоминаю странный рисунок на потолке.
— Персонаж русских сказок, колдун, который мог обратиться вихрем и сокрушить врагов. — Он дотрагивается до розового самоцвета. — Прятал свою смерть в утином яйце. Никто не мог его убить. Кассель, не надо переходить мне дорогу: я опасный противник.
— Понимаю. — На самом деле я сознаю, что нам с Лилой придется действовать самостоятельно, нужен план.
— Кассель?
Оборачиваюсь уже в дверях.
— Спасибо, что вернул мне дочь.
Выхожу в коридор. Пока жду лифта, начинает трезвонить телефон. Неохота лезть за ним в карман. Как же я устал!
— Алло?
— Кассель? — Голос Уортона не очень-то радостный. — Простите, что звоню так поздно, но последний член совета только что сообщил о своем решении. Добро пожаловать обратно в Уоллингфорд. Мы получили справку от вашего врача, и все проголосовали. Пока оставляем вас на испытательный срок, но ночевать будете дома. Если инцидент не повторится — сможете в двенадцатом классе вернуться в общежитие.
Из горла рвется саркастический смешок. Афера удалась. Можно возвращаться в школу, вот только как вернуться к себе прежнему? Умудряюсь выдавить:
— Спасибо, сэр.
— Тогда
— Возвращаться утром в понедельник?
— Да, завтра утром, если у вас, конечно, нет других планов, — сухо отзывается завуч.
— Нет. Никаких планов. До завтра. Спасибо, сэр.
Один из захаровских громил везет меня домой. Его, оказывается, зовут Стенли, он из Айовы и по-русски совсем не говорит. Жалуется, что с языками у него плохо.
Все это я узнаю уже на пороге дома. Он, наверное, сумел кое-что разглядеть даже сквозь тонированную перегородку между водительским и пассажирским сиденьем: как я расстегивал рубашку, осматривал багровые синяки, проверял, не соманы ли кости. Да нет — не наверное, а точно: Стенли не только любезничал со мной напоследок, но еще и отдал целую пачку аспирина.
ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ
Дедушки дома нет. К холодильнику пришпилен магнит «Я чихуа-хуа», а под ним — корявая записка, нацарапанная на обороте магазинного чека:
Приезжай в Карни на несколько дней.
Как будешь дома, позвони.
Что он хотел этим сказать? Не знаю, одно понятно: машину завтра брать не у кого. С трудом ковыляю но лестнице, ставлю будильник на телефоне, подпираю стулом дверь и проглатываю горсть аспирина. Даже ботинки снимать не буду, и черт с ним, с одеялом — утыкаюсь лицом в подушку и проваливаюсь в сон, как мертвец, которому наконец-то разрешили вернуться в могилу.
Просыпаюсь по будильнику. Толком не понимаю, где нахожусь. Оглядываю бывшую спальню — такое впечатление, что в детстве здесь жил вовсе не я, а какой-то другой мальчик.
Отключаю звонок, несколько раз открываю и закрываю глаза.
В голове впервые за последние несколько дней немного прояснилось.
Боль отступила. Наверное, потому, что наконец выспался по-человечески. Зато теперь до меня, похоже, полностью дошло, что происходит. Осталось всего три дня, нужен план.
И надо держаться подальше от братьев, пока не придумаю, что делать. Уоллингфорд для этой цели вполне подойдет. Они не знают, что меня приняли обратно, а если и узнают — причина вполне уважительная, на побег не похоже. Буду дожидаться команды и притворяться послушным роботом-убийцей.
Откапываю в шкафу колючие форменные штаны и рубашку. Пиджак и ботинки я оставил в общежитии, ну и ладно. Кто, спрашивается, повезет меня в школу?
Зашнуровываю кроссовки и звоню Сэму.
— Ты знаешь, который час? — мямлит он.