Белая лошадь – горе не мое (сборник)
Шрифт:
– Какой?
– Ну, такой… Что вот говоришь с тобой по телефону и думаешь: и почему я уже замужем?.. Ты вырос, что ли?
– Никак нет! – доложил Саня. – Я все то же прелестное дитя…
– Точно – вырос! – сказала Света. – Надо на тебя посмотреть!
– К Мишке пойдешь? – вспомнил Саня. – У него сын родился.
– Знаю, телеграмму прислал. Срочную. Ведь всю зарплату наверняка на телеграммы ухлопал, балбес!
– Сын все-таки! – солидно отозвался Саня. – Такое раз в жизни бывает.
– Почему это только раз? У меня уже два!
– Ну, ты даешь… – И Сане, непонятно отчего, стало обидно: у всех,
– Следующего назови Александром… – вздохнул он. – В память обо мне, загубленном тобой во цвете юности.
– Своих пора иметь, – наставительно произнесла Света.
А обиженный Саня отозвался:
– Не волнуйся. Будут.
– Ага… – понятливо сказала Света. – Жениться собрался?
И тут давешний феномен повторился… То есть Саня, с детства твердо знавший, что врать – некрасиво, вдруг принялся врать… Он подтвердил, что – да, скоро женится, что невеста его юна и прекрасна…
– Умная? – спросила Света.
– И красивая!
– Так не бывает! – не поверила мудрая Света.
– Бывает!
– Так… – озаботилась она. – То, что ты влюблен дальше некуда, это ясно. Ну, а она-то тебя любит?
– А ты как думала! – ответил завравшийся Саня.
– С ума сойти!.. А как зовут это чудо? – спросила Света.
И Саня сообщил, что это чудо зовут Юлькой…
Наврав с три короба, учитель географии некоторое время стоял у телефона и размышлял, зачем он это сделал. Так ни до чего и не додумавшись, он вдруг почувствовал, что ему просто необходимо Юле позвонить и узнать, не помирился ли уже одиннадцатый «А» со своим наставником. Шестой урок кончался через три минуты. Но Юлин мобильный не отвечал. А добираться до дома ей было минут двадцать, прикинул Саня. Ну, может, в магазин еще зайдет… В общем, через полчаса можно звонить… Полчаса прослонявшись по квартире, потому что ни о чем другом думать он не мог, Саня набрал номер.
– Юлю можно? – сказал он, отчего-то даже забыв поздороваться.
– А она к тебе пошла, Юра… – ответили в трубке.
– Это не Юра… – уныло доложил Саня. – Это Александр Арсеньевич… Здравствуйте, Серафима Константиновна…
– Ох, простите, не узнала! – засмеялась мама Юли и Жени Петуховых. – Вы ведь всегда Женьку спрашиваете. А Юльку Шамин постоянно вызывает, вот и перепутала. Нет Юли, она к Шамину пошла, занимаются они вместе. Раньше всё он к нам ходил, а теперь вот она к нему – недели уже две – ходит…
– Спасибо, – вежливо сказал Саня. – Извините за беспокойство.
– Да что вы, это вам спасибо, что возитесь с ними, Александр Арсеньевич… – Голос у мамы стал напряженным, растянутым, будто она решалась сказать нечто, но была не уверена в том, можно ли говорить. – Вы бы… поговорили с Юлькой…
– А что случилось? – испугался Саня.
– Пока ничего… – значительно произнесла мама. – Но ведь – выпускной класс… А она такая безалаберная стала… Уроки совершенно не учит, придет домой, сядет, будто учебник читает, а сама смотрит мимо и улыбается… И зачем она с Юркой занимается! Он, видите ли, попросил. Учиться надо было, а не собак гонять. И она тоже дурочка безотказная… Да мало ли кто что просит, что, всем и помогать? И почему она к нему ходит? Чем им тут не занятия?! И чем они там занимаются? «У него, –
Александр Арсеньевич сказал мрачно:
– Мне не нравится то, что вы говорите о своей дочери.
– А мне нравится? – жалобно спросила Юлькина мама. – Он же этот… ну, забыла слово, не наше…
– Скинхед, – машинально сказал Саня.
– Ну да. А в общем, хулиган! Кто его знает, что у него на уме? А она влюблена в него, я же вижу! Лола Игнатьевна про эту любовь в старших классах нам таких страстей порассказала на родительском собрании!.. Боюсь я, Александр Арсеньевич, ну вот что мне делать?..
Но этого Александр Арсеньевич не знал…
Хлопнула входная дверь – это вернулся из школы Боря.
Он пообедал в одиночестве (Александр Арсеньевич обедать не пожелал) и ушел на работу – носить телеграммы. Александр Арсеньевич лежал у себя в комнате и смотрел в потолок. За окном была осень – тоскливое, гадкое время года, когда и жить-то не хочется… Александру Арсеньевичу, во всяком случае, не хотелось…
Наступил вечер, вернулись из школы родители. Сначала Елена Николаевна, потом Арсений Александрович. Они ходили по квартире на цыпочках, потому что сын лежал и делал вид, что спит… Вернулся с работы и Боря, а Александр Арсеньевич все «спал».
«Завтра начну новую, правильную жизнь, – думал он. – Это даже к лучшему. Давным-давно надо было прекратить это недопустимое безобразие…»
Александр Арсеньевич был зол и несчастен. Его и раньше мучило его неправильное отношение к Петуховой Юле из одиннадцатого «А». Он ведь понимал, что это неуместно, предосудительно. Ведь если все учителя примутся влюбляться в учениц (а он отдавал себе отчет в том, что он именно влюблен, и никак иначе это чувство определить нельзя), то это что же будет?! Недопустимое безобразие – вот что будет. И это тоже иными словами не назовешь!
Безобразие, которое, уткнувшись лицом в подушку, Александр Арсеньевич считал нужным прекратить, началось прошлой осенью. Теперь трудно проследить, как и в какой из дней оно началось. Саня и сам не раз пытался отыскать его – тот роковой первый миг, который можно назвать началом недопустимого безобразия. Так уж устроена жизнь – не уследишь за душой: неуловимое, незамеченное, пронеслось мгновение, ты и не знаешь о напасти, а что-то в тебе уже потихоньку стронулось – тайком, на цыпочках, с легкостью солнечного зайца… А когда узнаешь – уже поздно, поздно…
В общем, ходил Александр Арсеньевич в школу, преподавал, как положено, свою географию – в пятых, шестых и седьмых классах с удовольствием, а в навязанном ему десятом «А» – без. Потому что у десятиклассников география была экономическая, а экономическую географию Саня, скажем прямо, недолюбливал. Да и атмосфера в десятом «А» томила Саню: его ведь помнили тут еще учеником (других, может быть, и не запомнили бы, а он был сын директора, то есть не простой ученик, а как бы «приближенный к особе императора») и выглядел он несолидно – поди отличи его от ученика в толпе старшеклассников… Поэтому десятый «А» отнесся к новому учителю с нездоровым интересом и вел себя каверзно. Осложняло учительскую деятельность Александра Арсеньевича и то, что девочки сразу принялись в него влюбляться.