Белая мель
Шрифт:
Километр шестой
В темном окне меж туч косо пролетела звезда.
— Это на счастье, — сказала Нюра, остановившись. Она, глядя в мглистое небо, подождала еще чего-то и улыбнулась, вспомнив племянницу. Люде нравилось мыть посуду, только всегда она что-нибудь разбивала.
— Мам Аня, это на счастье! — виновато говорила она. — Мы будем счастливыми-счастливыми! — жмурилась. А большие рыжие глаза в
«Вот уже и «мама Аня», — подумала Нюра, но звать себя так девочке не запрещала. «Ребенок, ребенку виднее, кто для него мама. Я ведь тоже когда-то звала Галю — мама Галя».
Оказалось, что свекровь у Тамары недолго была намерена оберегать семейный уют невестки — дождавшись ее с работы, шустрая бабка оставляла ребенка и, поохав, быстренько исчезала, якобы подышать свежим воздухом. Первое время Тамара безропотно прибирала в домике, готовила ужин, а так как Юра на побывку не приезжал и письма писать стал короткие и ленивые, а потом и вовсе объявил, что остается на сверхсрочную, — в один прекрасный вечер Тамара выгнала свекровь и явилась к Нюре.
— Я уезжаю к Юрке! — объявила она с порога.
— Зачем? — полюбопытствовала Галя.
— Просто так. В глаза заглянуть... А ты иди, живи дома, — великодушно разрешила Тамара, повернувшись к Нюре.
Нюра сидела за столом. Не подняла головы — читала книгу.
— Вишь ты, одумалась! — невесело хмыкнула Галя. — Одна едешь или со свекровушкой?
— Не сдурела еще.
— Характером, значит, не сошлись! — сделала вывод Галя.
— Выгнала я ее, — призналась Тамара.
— Девчонку на ноги подняла старуха — не нужна стала? Так, что ли? — пододвинула ногой табуретку, — Садись, коли пришла. — Галя поджала губы.
— Это она-то подняла?
— Она, — подтвердила Галя. — А Юрка-то что, зовет?
— Не зовет и не пишет.
— Может, ему написали что-нибудь?
— Мир не без добрых людей! — вздохнула Тамара. — Ну, ты пойдешь, что ли? — снова обратилась к Нюре.
Нюра промолчала.
— Подумаешь, цаца! — стала распаляться Тамара. — Не сахарная, покуксилась, и хватит.
— Будешь уезжать, принеси ключи, — тихо сказала Нюра и спокойно посмотрела сестре в глаза. — Да, да... Ты, конечно, забыла, что я завтра получаю паспорт, а это значит, что меня придется тебе вписать в домовую книгу.
Тамара уставилась на Нюру.
— Если ты, — спокойно продолжала Нюра, — выгнала Юрину мать, значит, она придет сюда, к Гале. Куда же ей еще идти?..
— Ладно... Я к соседке... Обещала, — засуетилась Галя. — Я мигом...
— П-почем я знаю, куда ей идти, — оправилась Тамара после поспешного ухода Гали.
— А маму... Ты тоже вот так бы выгнала?
— Ты злая, завистливая, — тоненько запричитала сестра. — Ты и маленькая была злая-я... А меня никто никогда не любил. И мать меня никогда не любила-а...
— Что ты говоришь, Тамара? Мама, наоборот, всегда любила только тебя. И чему же мне тебе завидовать? Ты просто потерялась сейчас...
— Ой ты, мудрая какая стала! Вначале нос вытри, а потом учи меня жить! — вздернулась Тамара, но с табуретки не встала.
— Не злись, — попросила Нюра. — Может быть, тебе и вправду надо поменьше бегать по танцулькам?
Тамара, раскачиваясь на табуретке, подняла брови и стала хохотать. А Нюра смотрела на красивое лицо сестры и медленно говорила:
— Да, очень весело... И жила ты весело. И ты никогда не знала настоящего горя...
— Книжечки читаешь, — прервала Тамара. — Ну, ну, читай... — В этой язвительности были растерянность и недоумение.
«Плохо ей, — подумала Нюра, — и, наверно, впервые... Может быть, сейчас, как никогда, ей нужна помощь, а чем я смогу ей помочь?» Удивила растерянность сестры, но ни жалости, ни обиды Нюра к ней не испытывала, но и родственных чувств не было, и Нюра удивилась своему равнодушию. Но что-то томило ее, и Нюра искала причину этой тревоги.
— Ты Люду берешь с собой? — вдруг спросила Нюра.
— А куда я ее?
— Оставь со мной, — предложила Нюра. — Ей-то зачем маяться?..
Девочку Тамара оставила с радостью. И даже прописала Нюру в домике, взяла отпуск и поехала к мужу. Да так и не вернулась.
А вчера, возвращаясь с работы, Нюра застала Люду возле болотца-лужи около лесочка за домом. Девочка сидела на корточках и что-то рассматривала.
— Что ты там делаешь? — спросила Нюра.
— Я — бдю.
— То есть как «бдю»?
— А вот сижу и сижу, наблюдаю и наблюдаю. Уже давно... Мам Аня, из воды вылезла большая черная букашка. Она влезла и зацепилась вот за эту картонку, и у нее лопнула голова, то есть не голова, а кожа на голове. И оттуда полезла зеленая большая букашка. А я все смотрю и смотрю... Она потихоньку растет и растет...
— Кто растет?
— Из черной букашки — зеленая... Потом она стала похожей на стрекозу, и у нее стали расти и расти крылышки. И вот она сидит, отдыхает, — она устала расти... А кожица упала и, пока я бегала во-он за тот большой камень, ее унес ветер.
— Так что же ты сидишь? Встань, и пойдем домой.
— Я жду, когда она полетит...
— Она не полетит. Ты же говоришь, что она устала расти. Значит, теперь она будет отдыхать долго.
— Так она же так быстро выросла из этой букашки! Почему она так быстро выросла?