Белая нить
Шрифт:
Олеандр отступил от бесноватой туши, но уперся бедром в носилки со вторым полоумным приятелем и выругался.
Боги! С кем он общается?! Один краше другого!
А Зеф… Он на Эсфирь намекает, что ли?
Краем глаза Олеандр заметил на висках лекарей капли пота. Крепкими телами целители не отличались, а кольчуга и шипы на одеянии Рубина добавляли ему веса.
– Что-то не так? – Мирт почесал седую макушку.
– Дальше мы сами справимся, – возвестил Олеандр. – Вы свободны, благодарю за помощь.
Лекари в недоумении переглянулись.
– У вас в доме кто-то есть? – Его голос сочился подозрениями. – Кажется, я что-то слышал…
– Так это птица моя! – встрял Зефирантес. – Попросил вот наследника за ней приглядеть и…
– Какая птица? – Мирт ошалело моргнул.
– Белокрылая. С рогами.
Боги! Олеандр закатил глаза, тогда как за стенами хижины и впрямь что-то громыхнуло. Лекари снова переглянулись.
– Очень буйная птица, – добавил Зеф.
Или ее хладное тело с переломанными ногами и свернутой шеей.
Мнилось, воздух подле дома заледенел и застыл в ожидании. От Мирта так и несло притворным отступлением. Губы его больше не размыкались, но на лбу почти что горели слова: «Надо бы поведать о птичке Аспарагусу». В звенящей тишине лекари сошли с крыльца и затерялись среди деревьев.
– Спасибо. – Внутри Олеандра всё колотилось и тряслось от перенапряжения.
– Да чего уж там, – проговорил Зефирантес, и они подхватили носилки с Рубином.
Во власти искаженного восприятия
Изувеченное девичье тело, к счастью, в доме не валялось. По комнате, так и сяк подступаясь к опрокинутому креслу, скакала вполне себе живая и невредимая белокрылая птица с рогами.
Стоило Олеандру и Зефу занести Рубина в хижину, Эсфирь вскинула голову. Тряхнула шевелюрой, рассеивая запах серы и копоти.
И застыла. Все такая же неказистая и тщедушная. Окаймленная призрачным сиянием, которое словно подсвечивало её, обволакивало солнечным контуром. Буря чёрных кудрей спутывалась с рогами-волнами, доходила ей до поясницы. Пепельный узор вен отчетливо выделялся белизной кожи, изрисовывал её кривыми линиями и завитками.
Не девушка – ночное видение! Кошмар наяву!
Эсфирь сдвинула брови. Ее взгляд уперся в Рубина, который потугами двух пар рук уже возлежал на кровати. Олеандр только поправил ткань с пылью, прикрывавшую нос приятеля.
– Он жив? – спросила Эсфирь, а потом сама же ответила: – Да, жив, но близок к смерти.
Как она это поняла? Олеандр оглянулся и замер, пронятый не то её сиянием, не то переливами голоса. Да. Эсфирь при первой встрече вызвала у него интерес. Но ныне она источала дурманящее очарование. Вынуждала едва ли не преклонить колено, клясться в вечном служении и сердцем, и клинком.
Что за несуразное чувство? Откуда взялось? Назвать Эсфирь красавицей у Олеандра язык до сих пор не поворачивался. Куда сильнее она походила на призрак – на воплощение ночного страха.
И Зефа пробрало. Он переминался у двери, будто страшась нырнуть в хижину, и глядел на Эсфирь как на потерянное и вновь обретённое сокровище. Пятна смущения облепили его лицо до завитков ушей.
– Это ваш дом? – спросила Эсфирь, созерцая цветочные узоры на полу. – Вы принесли меня к себе?
– Что? – Олеандр моргнул, чувствуя, как сердце заходится в пляске. – А!.. Да, принес. Вроде бы.
– Большое вам спасибо. – Она тепло улыбнулась, поклонилась и продолжила: – Я хорошо помню вашу драку с тем худым господином-тенью в костяном наморднике. Еще помню, как упала, как вы обняли меня и взяли на руки, а вот потом – пустота.
– Не благодари. – Он не произносил, скорее, шептал. – Я мог тебе помочь. И помог.
– Спасибо.
Щеки Олеандра обжег румянец. Очертания Эсфирь помутнели и расплылись от навернувшихся слез.
– Вы долго, – проговорила она с ноткой обиды. – Я тут давно сижу. Побоялась выходить…
И слава Тофосу, что побоялась!
– В прошлый раз мы толком не поговорили. – Олеандр моргнул. – Я, похоже, напугал тебя. Разозлился… Прости… Как ты очутилась у Морионовых скал? Ты кочевница?
– Не знаю. – Чернокудрая голова склонилась набок. – Извините, но я все ещё не могу ответить на ваши вопросы. Я мало что помню. Помню, как проснулась в пещере, заваленной камнями. Но одна женщина помогла мне выбраться. Она как вы, думаю – тоже ветками махала. Потом убежала, я только золотые глаза рассмотрела. Ах, да! С ней еще мужчина был.
Речи Эсфирь расставили всё по местам. Вот почему у скал тогда разломанные булыжники валялись. Зелен лист, дриады опутали их лианами и оттащили от прохода в пещеру, чтобы помочь пленнице.
Но что за парочка прогуливалась ночью у чёрных скал? Почему они скрылись? Узрели хина и испугались?
И помалкивают ведь. Днём Олеандр полпоселения облазил, а шепотки о крылатой девице слуха не тронули. Очень странно. И подозрительно, ведь в лесу той же ночью мёртвое тело Спиреи нашли.
Нашли в роще. Где-то близ Морионовых скал. Совпадение?
– Погоди-ка! – опомнился Олеандр. – Мало что помнишь? Что это значит?
– То и значит, – Эсфирь пожала плечами. – Я помню, как очнулась в пещере. Помню всё, что случилось после. А вот до…
– Помнишь, кто ты?
– Эсфирь. А как вас зовут?
Да не о том Олеандр спрашивал, Боги! Он скрипнул зубами. И, к своему изумлению, представился:
– Олеандр.
– Дарованное вам имя ласкает слух, – пропела Эсфирь, и он покраснел пуще прежнего.
Да кто она такая, в самом деле? Одним присутствием довела двух взрослых дриад до смятения. И ладно бы только Олеандра, но Зефирантес!.. Он вообще, чудилось, закоченел, напоминая холст, на который разлили ведро с алой краской. Какими чарами нужно обладать, чтобы пробить броню этого гиганта? В кругу девиц он изредка тушевался, но столь потерянным и взволнованным не выглядел никогда. Никогда! Ни разу!