Белая ночь
Шрифт:
Первые тосты за новорожденного произносились в куртках и шарфах. Веселее трещали дрова в печках, громче и беспорядочнее разговаривали за столом. Скоро в старое плетеное кресло через стол полетели куртки. Кассетник «Филипс», между прочим подарок Маркова-старшего, уже заглушал всех говорящих. Наконец до всех присутствующих дошло, что никого из них не слышно и никто никого уже не слушает.
Тогда все просто стали орать, как мартовские коты, и стучать посудой по столу, подражая голландским гезам из недавно вышедшего на экраны фильма о Тиле Уленшпигеле.
Но эта дикая какофония вдруг оборвалась на самой высокой ноте. В центре комнаты в полном одиночестве танцевала Наташа. Ее танец был удивителен для их глаз и непостижим для их тел. Она вращалась в других плоскостях, ее шаги были запредельно высоки и воздушны.
Едва касаясь грешной земли, она поднималась в воздух, вытягивалась в шпагате над невидимой пропастью. В этот момент ребята чувствовали весь ужас возможного ее падения в бездну, и у всех одновременно замирали сердца. А девушка уже с ожесточением вонзала острые каблуки в деревянный пол, и тело ее содрогалось от вполне земных удовольствий, но преисполненных небесной красотой, которой она успела научиться за время недолгого полета на их глазах…
— Танцуют все! — крикнула Наташа, и вся компания сорвалась с места и задергалась в танце вокруг нее. Киса попыталась повторить несколько Наташиных па и рухнула на пол, некрасиво задергав в воздухе ногами.
Кирилл остался сидеть за столом. Он был не очень пьян и не слишком трезв, просто Наташин танец понял по-своему. Он внимательно смотрел на красный сапожок, взлетавший выше головы, на гордо посаженную девичью головку, которая даже во время исполнения элементов Канкана и танца живота не теряла королевского величия.
Теперь он знал наверняка, что Кису он не любит, что на каждую красивую девушку всегда найдется другая, еще более красивая, что с этой другой открывается совершенно другой мир, не похожий на предыдущий. А еще танец Наташи показался ему настолько красноречивым, словно Кириллу передавалась этим определенная информация, ключа к которой он, к сожалению, не имел. А кто имел? Может, символисты начала века? Александр Блок потому над ними смеялся, что слышал необъяснимое, а символисты только притворялись, играли в это. Блок-то, конечно, слышал по-настоящему и понимал, может, только не сразу…
Кто-то дотронулся до его плеча.
— Дима? А ты почему не танцуешь? С такой девушкой, как Наташа, тебе придется научиться танцевать и не только это… Вот еще что. Я хотел попросить у тебя прощение за дурацкую идею с обязательной парой. Но теперь вижу, что глупостью этой только помог тебе. Наташа — удивительная девчонка. Такие и не встречаются, вообще-то… Как ты с ней познакомился?
— Познакомили, — вздохнул Иволгин. — Нашлись добрые люди в стране Советов. Просил на один вечер, а мне отдали ее хоть на всю жизнь.
— Наташа не похожа на ту, которую можно сдать в аренду или подарить. Мне кажется, она сама кого хочешь придавит своим красным каблуком. Откуда она вообще?
— Ты же слышал, с Востока, то есть, с Дальнего Востока.
— Я не об этом.
— А о чем?
Марков отмахнулся от вопроса и хлопнул Диму по спине.
— Спасибо тебе, старик, за Пастернака. Это такой подарок… Это как мечту заветную, лекарство для души, принести в коробочке и подарить. Спасибо тебе, Димка, огромное. Я уж при ребятах твой подарок не выделял, сам понимаешь…
— Понимаю, — кивнул Иволгин. — Я очень хотел подарить тебе что-то хорошее, чтобы было больше, чем вещь. Только знаешь что? Мне кажется, что ты не очень-то рад Пастернаку и вообще всему этому… Может, у тебя что-то с Кисой?
— При чем здесь Киса? — Марков даже сморщился, как от водки. — Что вообще может быть с Кисой? С Кисой все понятно на десять лет вперед…
— Ты так думаешь? А по-моему она — несчастная девчонка.
— Глупости. Всем бы быть такими несчастными. С ее внешностью, отдельной квартирой и полом.
— Каким полом?
— Женским, разумеется. В армию у нас баб не берут, Иволгин, чтоб ты знал. Живи, баба, да радуйся…
— Я в электричке видел ее ладонь.
— Да, я помню, ты сказал, что мы не поженимся. Интересно, она тогда расстроилась или когда увидела отцовскую дачу?
— Не в этом дело. По ее ладони выходит, что у нее никогда не будет детей.
— Брось пороть чепуху, Иволгин! Ты что, гинеколог? Чтобы это понять, знаешь, куда надо заглядывать? Тебе рассказать?.. Терпеть не могу, когда начинают делать серьезные выводы из ерунды.
Все это уже в начале двадцатого века проходили.
Тарелки вертели, знамения угадывали… Я думал, ты просто так, чтобы девчонок в дороге развлечь, а ты… Хорошо еще Kiss этого не сказал.
Домовой!.. А Наташе ты гадал по руке? Как там у нее с замужеством? Короче, с кем и когда?
Кирилл хлопнул Диму по полному колену, чтобы предупредить возможную обиду, но тот только вздохнул.
— Тебе понравилась Наташа? — спросил Иволгин напрямик. — Я же тебе сказал, что она, в общем-то, и не моя девушка, а так. Ты можешь за ней спокойно ухаживать и не обидишь меня этим ни капельки. Вон Сагиров вокруг нее джигитом ходит, и Никишкины прыгают, как козлы…
— Иволгин, да ты уже ее ревнуешь! — воскликнул Кирилл.
— Еще чего!
— Да ты посмотрел бы на себя со стороны.
Если бы ты был равнодушен, то не предлагал бы мне за ней ухаживать. Тебе было бы все равно… Слушай, а ты не влюбился часом?! Это было бы для тебя неплохо… Слишком ты, Дима, мягкий, вялый, как твои девственные усы…
Иволгин надулся, усы его смешно задвигались.
— Еще хотел с ним Пастернака обсудить, проворчал Дима. — Специально читал его накануне. «Марбург», «Импровизация…». Ничего не понял. Хотел поговорить, доставить человеку удовольствие — показаться умным, а этот человек говорит такие слова, что…