Белая обезьяна
Шрифт:
– Отца, mon cher, отыщите ее отца.
– Пробовал – нигде нет! – задыхаясь, сказал Майкл.
– Попробуйте позвонить на Грин-стрит, к миссис Дарти. Courage! Все идет нормально – теперь уж совсем скоро.
Позвонив на Грин-стрит и добившись наконец ответа, он пошел в кабинет и, открыв дверь, стал ждать «Старого Форсайта». Мельком он заметил круглую дырочку, выжженную в левой штанине, – он даже не заметил запаха гари, он даже не помнил, что курил. Надо подтянуться ради старика.
– Ну? – спросил Сомс.
– Еще нет. Пойдемте в кабинет – там ближе!
Они поднялись вместе. Седая аккуратная голова, с глубокой складкой между бровями, и глаза, словно углубленные страданием, успокоили Майкла. Бедный старик! Ему тоже нелегко. Оба они, видно, с ума сходят!
– Хотите выпить, сэр? У меня тут есть коньяк.
– Давайте, – сказал Сомс, – все равно что.
С рюмками в руках, привстав, оба прислушались – подняли рюмки – выпили залпом. Они двигались автоматически, как две марионетки на одной веревочке.
– Папиросу, сэр?
Сомс кивнул.
Зажгли папиросы – поднесли их ко рту – прислушались – затянулись выпустили дым. Майкл прижимал левую руку к груди. Сомс – правую. Так они сидели симметрично рядом.
– Ужасно трудно, сэр, извините!
Сомс кивнул головой. Его зубы были стиснуты. Вдруг его рука разжалась.
– Слышите? – сказал он.
Звуки – совсем другие – смутные!
Майкл крепко схватил и сжал что-то холодное, тонкое – руку Сомса.
Так они сидели рука в руке и смотрели на дверь неизвестно сколько времени.
Вдруг просвет двери исчез, на пороге появилась фигура в сером – Аннет!
– Все в порядке! Сын!
XV. ПОКОЙ
Когда Майкл на следующее утро очнулся от глубокого сна, первой его мыслью было: «Флер снова со мной!» Потом он вспомнил.
На его «все хорошо? «, шепотом сказанное у дверей, сиделка выразительно закивала головой.
Несмотря на лихорадочное ожидание, он все-таки сумел остаться современным и сказать себе: «Нечего распускаться! Ступай и спокойно позавтракай».
В столовой Сомс презрительно щурился на надбитое яйцо. Он взглянул на вошедшею Майкла и уткнулся в свою чашку. Майкл прекрасно его понимал: ведь вчера они сидели, держась за руки! Он увидел, что у прибора Сомса лежит развернутая финансовая газета.
– Что-нибудь о собрании, сэр? Вашу речь, наверно, расписывают вовсю.
Сомс кашлянул и протянул газету. Заголовки гласили: «Бурное собрание – отставка двух директоров – вотум доверия». Майкл бегло просмотрел отчет, пока не дошел до слов:
«Мистер Форсайт, замешанный в это дело директор, в своей довольно длинной речи сказал, что не намерен петь
Майкл опустил газету.
– Черт возьми! «Замешанный», «подозрения». Они этому придали такой оборот, точно...
– Газеты! – сказал Сомс и снова принялся за еду.
Майкл сел и начал очищать банан. «А ведь сумел красиво умереть, – подумал он. – Бедный старик».
– Знаете, сэр, – сказал он. – Я там был, и вот что я могу сказать: из всех только вы и мой отец возбудили во мне уважение.
– Гм! – промычал Сомс и положил ложку.
Майкл понял, что ему хочется побыть одному, и, проглотив банан, ушел к себе в кабинет. Пока его не позвали к Флер, он решил позвонить отцу.
– Как вы себя чувствуете после вчерашнего, Барт?
Голос сэра Лоренса, ясный, тонкий и высокий, ответил:
– Беднее и мудрее. Каков бюллетень?
– Лучше некуда.
– Поздравляем вас обоих. Мама спрашивает, есть ли у него волосы.
– Еще не видел. Сейчас пойду к нему.
И в самом деле, Аннет кивнула ему из приоткрытой двери.
– Она просит вас принести ей собачку, mon cher.
С Тинг-а-Лингом под мышкой, ступая на цыпочках, Майкл вошел. Одиннадцатый баронет! Он еще ничего не видел, потому что голова Флер склонилась над ребенком. Определенно – волосы у нее стали темнее. Майкл подошел к кровати и благоговейно коснулся ее лба.
Флер подняла голову и открыла его взгляду ребенка, бодро сосавшего ее мизинец.
– Чем не обезьянка? – послышался ее слабый голос.
Майкл кивнул. Конечно, обезьянка – но белая ли, вот вопрос!
– А ты как, дорогая?
– Теперь отлично, но что было... – она перевела дыхание, и ее глаза потемнели. – Тинг, смотри!
Китайская собачка, деликатно наморщив ноздри, попятилась под рукою Майкла. Во всей ее повадке сквозило хитрое осуждение.
«Щенята, – казалось, говорила она. – У нас в Китае это тоже бывает. Мнение свое оставляю при себе».
– Что за глаза! – сказал Майкл. – Ему мы можем и не говорить, что ребенка принес доктор из Челси.
Флер еле слышно засмеялась.
– Пусти его, Майкл.
Майкл поставил собачку на пол, и она убежала в свой угол.
– Мне нельзя разговаривать, – сказала Флер, – но страшно хочется, как будто я несколько месяцев была немая.
«То же чувство, что и у меня, – подумал Майкл, – она и вправду была где-то далеко-далеко, совсем не здесь».
– Как будто тебя что-то держит, Майкл. Совсем не своей становишься.
– Да, – мягко проговорил Майкл, – устарелая процедура. Есть у него волосы? Мама спрашивала.