Шрифт:
ДРАГОМИР МИХУ
БЕЛАЯ ПУШИНКА
Предполагалось, что космонавты пробудут на Белой Пушинке почти месяц. Разумеется, месяц в земном исчислении, потому что там, на этой далекой планете, месяцы значительно короче - в каждом из них только по семнадцати дней. Дней в свою очередь также земных, ибо на Белой Пушинке сутки длятся чуть больше восемнадцати часов.
Это несоответствие времени очень забавляло Мариуса еще в самом начале его карьеры космонавта, и, прибыв на очередную планету, он первым делом составлял собственный "маленький местный календарь". Уточнив необходимые соотношения, Мариус тщательно разрабатывал календарь
Так было и на этот раз. Не прошло и часа после того как они сели на Белую Пушинку, а "маленький местный календарь" Мариуса уже красовался на почетном месте в салоне космического корабля. В наспех сделанных песочных часах мерно пересыпался мельчайший белый песок, отсчитывая время планеты. Если бы космонавты получше пригляделись к этим нескольким граммам песка, они, возможно, с самого начала смогли бы понять странную природу Белой Пушинки. Но тогда никто из них не обратил на песок внимания. Впрочем, по виду он ничем не отличался от обычного, разве только своим цветом - сверкающе белым. Издали, из иллюминаторов космического корабля, казалось, будто планета покрыта вечными снегами или льдом. Поэтому-то ее и назвали Белой Пушинкой. Однако данные спектрографического анализа показывали, что планета отнюдь не оледенела и температура на ней, по-видимому, никогда не опускается ниже нуля. Так как планета представляла собой идеальную площадку для сооружения базы космических кораблей и постоянно действующей автоматической станции, было решено тщательно ее исследовать. Этим и объяснялось появление на ней космического корабля, в салоне которого красовался "маленький местный календарь" Белой Пушинки.
Экипаж корабля состоял из двух опытных космонавтов, не раз принимавших участие в экспедициях за пределами Солнечной системы. Обязанности между ними не были строго разграничены. Космонавты - Константин и Мариус - сменяли на вахте друг друга. Оба они были превосходными специалистами, и работа велась непрерывно.
Когда космолет опустился на плоскую, как стол, равнину, моросил мелкий дождь, затянувший даль серой дымкой. Непрерывно вращающийся луч радиолокатора сигнализировал, что где-то впереди тянется цепь высоких гор с крутыми, обрывистыми склонами. Кругом же, в пределах видимости, простиралась идеальная равнина - великолепная посадочная площадка для космического корабля.
Однако сейчас из-за сплошной пелены дождя серовато-белую, словно мокрый мел, равнину можно было рассмотреть только на расстоянии нескольких десятков шагов. Тихо. Ни ветерка. Не покидая корабля, космонавты взяли первые пробы. Микроорганизмов в атмосфере планеты не оказалось. Воздух содержал те же элементы, что и воздух Земли, но соотношение между ними было иным - более чем на четыре пятых он состоял из азота.
Утром дождь прекратился и над горизонтом появилось желтое солнце. Мариус, первым прильнувший к перископу, восхищенно воскликнул:
– Быстрее, Константин! Это же сказка!
Константин недовольно пробормотал:
– Вечно млеешь, как только видишь что-нибудь новое... Как девчонка... Ну, что ты там такое узрел?
Но и он не сдержал возгласа восхищения, едва приоткрыл плотные ставни центрального иллюминатора. Равнина сверкала ослепительно белым неподвижным светом. На горизонте рисовались очертания гор. Скопление громоздящихся друг на друга пирамид и конусов напоминало друзы кристаллов под микроскопом. Острые вершины горели, словно объятые пламенем, отражая солнечные лучи и рассеивая их молниеносными разноцветными вспышками. На идеально гладких поверхностях пирамид и конусов не было заметно ни малейшего признака растительности. Весь величественно причудливый, насыщенный светом пейзаж казался созданным искусственно.
– Какое-то геометрическое наваждение,- пробормотал Мариус.- По сравнению с этими горами египетские пирамиды - просто жалкие игрушки... Однако горы ли это или какие-то постройки? Уж слишком точные геометрические линии!
Константин с удивлением посмотрел на него.
– По-твоему, эти горы могут быть творением рук человека? Ты же прекрасно знаешь, что на Белой Пушинке не существует живых организмов.
– А что если в этих необычных условиях все же возникли какие-то неведомые нам формы жизни?
– Выйдем и посмотрим,- предложил Константин.
Через несколько минут от корабля отделилась танкетка-робот. Гусеницы мягко шуршали по белому песку, оставляя за собой глубокие ровные полосы, очень гармонировавшие со всем геометрически четким пейзажем. Песок, словно толстый белый ковер, равномерным слоем покрывал равнину. Механическая "рука" танкетки зачерпнула горсть песку и опустила его в анализатор. Вскоре раздался металлический голос:
– Ничего необычного. Кремний с некоторыми примесями. Свыше девяноста процентов кремния.
Космонавты удовлетворенно переглянулись. Приятно, что их окружают известные элементы. В тех случаях, когда результаты анализатора соответствовали контрольным таблицам, ответ начинался словами "ничего необычного". Если робот не произносил этой фразы, космонавты знали, что необходимо быть внимательными.
– Странно, почему он такой белый?- задумчиво произнес Мариус.
Робот безмолвствовал - подобные вопросы не входили в его компетенцию. Впрочем, Мариус и не ждал ответа.
– Выясним в лаборатории,- сказал Константин.
Вращавшееся над ними чуткое "ухо" танкетки-робота, способное воспринимать и регистрировать даже ультразвук, не улавливало ни малейшего шума. Вся равнина была погружена в неестественную тишину. По мере того как солнце поднималось выше, нагромождение пирамид и конусов сверкало все ярче, краски непрерывно менялись, переливались, вытесняли друг друга, словно между ними происходило безмолвное сражение. Горные пики и грани извергали багровые снопы стрел, окружавшие их странным ореолом. Казалось, в недрах горного массива пылает невидимый костер, разбрасывая во все стороны разноцветные языки пламени.
Горная цепь вздымалась прямо над песчаной равниной - будто кто-то поставил ее на огромный стол. У ее подножия космонавты вышли из танкетки и подошли к склону, который сейчас, когда его рассматривали снизу и в непосредственной близости, не играл больше пламенными красками, а стал таким же белым, как песок равнины. Обрывы были гладкими и вертикальными, словно по ним прошлись рубанком, лишь кое-где можно было разглядеть тонкую трещинку. "Рука" танкетки с трудом отломила кусок породы, и вскоре снова раздался бесстрастный голос: