Белая радуга
Шрифт:
Нэ едва улавливался "шестым чувством", если, конечно, такое существовало и было присуще Эну. Эн не мог сказать со стопроцентной уверенностью, где находится Нэ, идет ли следом, что он делает и как выглядит. Все, что Эн точно знал про своего спутника, – он очень ловко и умело скрылся от других людей. Или же был результатом незамеченного вовремя серьезного сбоя нервной системы.
"Нельзя найти Нэ, пока он не объявится сам", – прошептал Эн.
Снаружи ажиотаж стихал. Люди расходились. Войска СООП свертывали свои силы. Санитары увозили тела. Свежий ветер летел к Эну. Эн хотел почувствовать
– Гуви, когда ты должен умереть? – спросил Эн, устраиваясь на заднем сидении.
– Прошу прощения, друг? – не расслышав, переспросил Гуви. Он завел мотор.
– Ты узнал дату своей смерти? – уточнил Эн вопрос.
Гуви медлил с ответом, сосредоточившись на подъеме машины с воды.
Транспорт плавно взлетел в воздух и устремился к городским огням.
– Я не хотел бы говорить об этом, с вашего позволения.
Эн почувствовал страх, отметил капельку пота на щеке водителя, взмокшие руки, сжавшие руль. Эн смог бы управлять машиной лучше. Он ощущал все детали транспорта, как другие чувствуют части собственного тела. Но Гуви устраивал агента. Водителю была нужна работа. К тому же у Эна не было водительских прав. Эн подозревал, что слепому права могут не дать. А начальство, в ответ на запрос, предложит ему другого водителя.
– Поймите меня правильно, Анатос, – Гуви будто извинялся. – "Заточенная коса" повсюду.
– Не извиняйся, Гуви, – успокоил водителя Эн. – Мой вопрос был бестактен. Смерть – личное дело, – помедлив, он добавил. – Я бы никому не сказал, ты же знаешь. Меня устраивает мой водитель, и вряд ли я найду лучше.
Гуви пробормотал нечто неразборчивое о благодарности и лести.
"Скоро. Уже скоро", – с грустью подумал Эн.
– Не бойся смерти, Гуви, – сказал агент с целью приободрить товарища. – Это опыт и событие, но не угроза. За готовым к смерти выбор где и как.
– Это точно, – рассмеялся приободренный Гуви.
– И ты не можешь умереть раньше срока, – задумчиво продолжил Эн.
– Я знаю основы, друг, – слегка обиделся водитель. – Все их знают. "Поэтому должен работать в Системе с максимальной эффективностью".
– Прости, Гуви, я не это имел в виду, – голос Эна прозвучал достаточно искренне для агента. – Я философствую, ты же понимаешь.
– Размышляете, могло ли все быть иначе? – добродушно рассмеялся водитель. – А нам некогда, надо работать… Прибыли! – объявил он, посадив машину на размеченной площадке.
Эн кивнул в знак прощания и покинул транспорт, оказавшись в серой пустоте.
Огни ощущались им внизу. Машина Гуви уже удалялась, покидала "зону видимости" Эна. Недалеко потрескивал приемник. Эн сориентировался на него, затем "нащупал" дверь на лестницу.
Несмотря на редкие приступы клаустрофобии, Эн любил приятные замкнутые пространства. Он хорошо ощущал поверхности стен, грязные ступеньки и закопченный потолок. Не было эстетической привлекательности, но не было и бесконечной неопределенности, когда ощущениям не за что ухватиться, когда нет четких границ, в рамках которых встроенная техника рисовала картину окружения. Снаружи Эн нередко чувствовал себя песчинкой на краю пропасти. Там ветер завлекал и заманивал отдаться с головой свободному полету, но грозящая со всех сторон опасность мешала рассчитывать следующий шаг.
"Чего ты боишься?"
Эн открыл схемы здания. Офисы, подсобные помещения, технические отсеки, стрельбище, лаборатории, жилые комнаты… Суетливый муравейник. Но вместе с тем идеальная машина, точная, красивая. Каждый сотрудник работал с максимальной пользой для общего блага. По часам и секундам были расписаны занятия людей. Агенты тренировались, докладывали начальству о проделанной работе, отдыхали ровно столько, сколько требовалось организму и батареям для перезарядки. Техники следили за состоянием Системы, предугадывали и устраняли малейшие ошибки, чинили роботов и улучшали программы. Ученые совершенствовали технологии, пользуясь опытом и архивами предшественников, своевременно планировали следующий шаг и совершали открытия.
Эн был винтиком в машине создававшей будущее. Важным, но винтиком. Он мог гордиться собой. Он понимал, что далеко не каждому винтику дано видеть всю Систему целиком, сразу. И наслаждаться красотой картины, в которой нет изъянов. Точный расчет короткой человеческой жизни открывал дорогу перед человечеством. "Человек смертен, но мир вечен".
Эн понимал, как важно строить мир по той же схеме, встроить всех в идеальную Систему и вести общество к лучшей жизни.
"Чего ты боишься?"
Эн шел к офисам. Он не мог терять секунды на пустые раздумья или созерцание Системы. Эн знал, что его ждут в кабинете начальства. Он мог попасть туда значительно быстрее, но желание пройтись по техническому этажу свело агента с кратчайшего пути. Подобные пространства, сплошь уставленные техникой, электронным оборудованием, компьютерами, особенно радовали восприятие Эна. В центре такого помещения Эн чувствовал себя живым и обогащенным впечатлениями. Увы, он не мог останавливаться. Он проходил точку, ловил удовольствие, но был вынужден двигаться дальше, как любой элемент идеальной машины, чтобы не портить Систему пустой тратой времени.
Впрочем, Эн сказал себе, его поход по техническому этажу не причинил вреда Системе. Он знал, что благодаря хорошему водителю выиграл несколько минут. Он мог бы потратить это время с пользой. Однако Эн также верил, что такая прогулка – потребность нервной системы, организма, необходимость для душевного здоровья и равновесия. Закон разрешал время для восстановления и поддержки душевного здоровья. Ведь только физически и психически здоровый человек приносит максимальную пользу.
А Эн очень хотел быть полезным для будущего человечества.
Коридор вел к стеклянной двери приемной. Синий коврик и обшарпанные стены, но гордящийся белизной потолок.
Эн знал, что в приемной встретит секретаршу Седого. К Седому пускали не всегда и не всех, но оставлять отчеты был обязан каждый агент. Обычно все пользовались электронной сетью, для быстроты и удобства. Но ответственные дела Седой все равно обсуждал при личной встрече. Дань традиции. Система стремилась вперед, но продолжала поддерживать некоторые традиции для сохранения культуры и человеческого лица.