Белая роза
Шрифт:
Когда мы вышли, до заката оставалось часа три, и солнце ударило нам в глаза., Жестоко. Но я ожидал этого. А вот Госпожу следовало предупредить.
Мы побрели вверх по ручью молча, наслаждаясь чуть терпким воздухом. Пустыня молчала. Даже Праотец-Дерево не издал ни звука. Даже ветерок не вздыхал в кораллах.
– Ну? – выговорил я наконец.
– Мне надо было выйти. Стены смыкались. А от безмагии только хуже. Я чувствовала себя беспомощной. Это гложет разум.
– Ах так.
Мы обогнули мозговой коралл и наткнулись на менгра. Наверное,
– Чужаки на равнине. Костоправ. – Правда? Какие чужаки, каменюга? Менгир промолчал.
– Они всегда такие?
– Бывают хуже. Ну, безмагия слабее. Тебе лучше?
– Мне стало лучше, как только мы поднялись наверх. Это место – врата ада. Как только вы можете жить здесь?
– Тут, конечно, паршиво, но это – дом. Мы вышли на прогалину. Госпожа замерла.
– Что это?
– Праотец-Дерево. Ты знаешь, что о нас думают там, внизу?
– Знаю. Пусть думают. Назовем это защитной расцветкой. Это и есть твой Праотец-Дерево? – Она указала на Него.
– Он самый. – Я подошел к нему вплотную. – Как поживаешь, старик?
Я задавал этот вопрос уже с полсотни раз. Я хочу сказать: он примечательное, конечно, но всего лишь дерево, так? Я не ожидал ответа. Но листья зазвенели в ту самую секунду, как я сказал последнее слово.
– Вернись, Костоправ! – Голос Госпожи прозвучал повелительно, жестко и немного нервно. Я развернулся и промаршировал к ней.
– Выходишь из роли?
Уголком глаза я заметил движение, скользящую тень в стороне Дыры и сосредоточенно принялся разглядывать кусты и кораллы.
– – Говори потише. Нас подслушивают.
– Ничего удивительного. – Она расстелила взятое нами с собой драное одеяло и уселась так, что кончики пальцев ног оказались на самой границе прогалины, потом сняла тряпку с корзины.
Я сел рядом, так, чтобы видеть ползучую тень.
– Ты знаешь, кто он? – спросила Госпожа, указывая на Дерево.
– Никто не знает. Просто Праотец-Дерево. Племена пустыни почитают его как бога. Мы не нашли этому подтверждений. Одноглазого с Гоблином, впрочем, зачаровал тот факт, что стоит Праотец точно в центре равнины.
– Да, наверное… Так много стерлось при падении. Мне следовало знать. Мой супруг не первый в своем роде. Костоправ. Как и Белая Роза – в своем. Мне кажется, это великий круг. – Не понимаю.
– Давным-давно, даже по моим меркам давно, случилась война, подобная войне Властелина и Белой Розы. Свет превозмог тьму, но, как всегда, тьма оставила на победителях свой след. Чтобы завершить борьбу навеки, они призвали существо из другого мира, плоскости, измерения – называй как хочешь, – как Гоблин призывает демонов, только это был молодой бог. Или почти бог. В облике ростка. Уже во времена моей юности это была всего лишь легенда, а тогда еще сохранялось многое из прошлого. Так что о деталях можно спорить, но, чтобы призвать это существо, гибли тысячи, опустошались целые края. Призвавшие посадили пленного бога на могиле своего великого врага, чтобы он держал его в земле. Этот бог-Дерево проживет миллион лет.
– То есть… Праотец сидит на чем-то вроде Великого кургана?!
– Я не связывала легенды с равниной, пока не увидела Дерево. Да. В этой земле лежит некто не лучше моего супруга. Теперь многое проясняется. Все сходится. Звери. Немыслимые говорящие камни. Коралловые рифы в тысяче миль от моря. Все это просочилось из иного мира. Бури перемен это сны Дерева.
Она говорила долго, не столько объясняя, сколько осознавая. Я, разинув рот, вспоминал бурю перемен, захлестнувшую нас по пути на запад. Что за проклятие – попасть в кошмар бога.
– Это безумие, – прошептал я и в то же мгновение рассмотрел тень, которую так старался отделить от теней кустов и кораллов. Молчун. Сидит на корточках, тихо, как змея в засаде. Молчун, который в последние три дня оказывался всюду, куда бы я ни сунулся, незаметный, потому что он же все время молчит. Ну-ну. Вот вам и уверенность, что моя спутница не вызвала подозрений.
– Это дурное место. Костоправ. Очень дурное. Скажи своей глухой крестьянке, чтобы убиралась отсюда.
– Чтобы это сделать, мне придется объяснить причину, а заодно рассказать, кто мне такие советы дает. Вряд ли ее это впечатлит.
– Наверное, ты прав. Что ж, это ненадолго. Давай поедим.
Развернув сверток, Госпожа достала оттуда нечто, очень похожее на жареного кролика. На равнине кролики не водятся.
– Пусть наших и надрали у Лошади, во в кладовке добра прибавилось.
Я вгрызся в свею долю.
Молчун, за которым я искоса следил, сидел неподвижно. «Ублюдок, – подумал я. – Чтоб ты слюнями истек».
Умяв третий кусок кролика, я сумел оторваться от еды настолько, чтобы спросить:
– Эта древняя история, конечно, интересна, но к нам-то она имеет отношение или нет?
Праотец-Дерево звенел как заведенный. Интересно, почему?
– Ты боишься его?
Госпожа не ответила. Я смахнул обглоданные кости с берега, встал.
– Секундочку.
Я подковылял к Праотцу Дереву.
– Старик, у тебя семена есть? Или черенки? Что-нибудь, что мы могли бы посадить в Курганье на могиле нашего собственного врага?
За столько лет я привык играть в беседу с Деревом. Его возраст вызывал во мне почти религиозное почтение, но я не верил ни племенам пустыни, ни Госпоже. Просто старое-старое, скрюченное дерево с необычными листьями и дурным характером.
Характером?
Когда я прикоснулся к нему, пытаясь прислониться и поискать в странной листве плоды, или орехи, или еще что-нибудь, Дерево меня укусило. Не зубами, конечно. Но искры полетели. Что-то ужалило мои пальцы; когда я вынул их изо рта, на кончиках виднелись ожоги.
– Твою мать, – пробормотал я, отступив на пару шагов. – Не твою, конечно. Я-то думал, ты поможешь.
Я даже не заметил, что рядом с укрытием Молчуна теперь стоял менгир. Еще несколько появилось на границах прогалины.