Белая таежка
Шрифт:
Я об этом почему вспомнил: Колокольчик после завтрака трындит одно и то же, напевая себе под нос:
Мы жилку откроем,
А после того
Пусть каждый откроет
Себя самого...
Собираемся в путь-дорожку. Командор пойдет с собаками прямиком через тайгу и гольцы, чтобы узнать, куда подались Антошка с дружком. Он приметил то место, где потерял их из виду, когда сидел на кедре. А встретимся мы у озерка, которое вплотную примыкает к Кутиме и на карте выглядит круглым как пятак. Оно и называется так - Кругляш. Кутима делает здесь большую загогулину, прямиком Ванюшка раз в десять сократит расстояние.
– Адью!
– помахал беспечно командору Кольча.
Идем
Напор воды после вчерашнего ливня увеличился, Кутима разбрюхатилась, вышла из берегов, прет на горбу всякий лесной хлам, пособрав на отмелях, слизнув с берегов. Попадаются и зеленые деревья, которые еще вчера красовались где-то возле реки. Надо глядеть в оба, чтобы успеть увернуться от них.
Выходим на луку*. Лука - по-таежному муча. Если взять по прямой, то от переночуйки до озера Кругляша от силы километров пятнадцать наберется, а по муче помучиться придется, пожалуй, до самого вечера. К тому же еще и плыть небезопасно: то и дело речку преграждают шивера, острые подводные камни, вросшие в дно. Почерневшие от векового купания и выкрошившиеся, они кажутся мне похожими на гнилые зубы каких-то чудовищ морских.
_______________
* Л у к а - излучина реки.
Но вот гольцы посторонились, берега из каменных стали песчаными. Кутима за многие десятилетия пропорола себе ложе на большую глубину. На высоких отвесных берегах стоят с обреченным видом сосны, пихты и ели, как пленники, выведенные на казнь. Вода под ними бурлит, крутится винтом, всасывает податливый песок и уносит невесть куда. Обнаженные корни деревьев повисают как спутанные веревки. Сосны, пихты и ели падают в речку и захлебываются в муках. Корни их высоко взметнулись вверх, а макушки полощутся в воде. У берегов образовались длинные колючие норы.
У одной из таких нор с нами случилась беда. Я далеко обогнал шитик. Дай, думаю, к берегу пристану, надо подождать Колокольчика с Галкой.
Минут через пятнадцать шитик показался. Я лежу на траве, забрался на высокий берег. Вдруг на шитике захлебнулся мотор. Лодку тотчас развернуло течением и поперло к норе. Я обомлел: это же погибель! Кольча с Галкой как к черту в зубы залетят.
– Спасайтесь!
– закричал я.
Кольча перевалился через борт и булькнулся в воду. Галка метнулась было за ним, но тут же передумала и резко повернулась к мотору. Лихорадочно рванула за шнур привода. Раз, другой, третий. Мотор не заводится.
– Тебе что, жить надоело?
– носился я по берегу.
Галка склонилась над мотором и точно не слышит меня. Кольча уже выбрался на песок, увидел, что шитик к норе тянет, и затянул жалобно:
– Галя, прыгай! Утонешь...
Ноги у него подкосились, и он мешком плюхнулся на камни - мокрый, жалкий и беспомощный, дрожащий от холода. Вода здесь, в Кутиме, - лед. Горы рядом, тают снега на вершинах.
Я сгреб камень и швырнул его в шитик.
– Спасайся!
Галку окатило брызгами, но она даже головы не подняла. А нора уже рядом. Многие деревья полощутся здесь еще с весны, голые сучья их торчат во все стороны, как иглы дикобраза. Огромный рогатый выворотень хищно выставил жесткие смолевые корни-рога, будто поджидая жертву...
На глаза мне попала голая длинная жердь, отполированная ветром и дождями. Я схватил ее, попробовал на излом. Вроде крепкая. До воды метра четыре. И не сразу она начинается - топляки прибило к берегу тут. Но раздумывать и выбирать другое место мне некогда. Я взял жердь в одну руку, разбежался и, что есть силы оттолкнувшись ногами, полетел в речку.
Успел на лету увидеть Галку в шитике. Она все так же возится с мотором, не обращая ни на что внимания.
Попал, к моему счастью, на глубину и даже дна не достал. Одним махом Кутима швырнула меня к берегу вместе с моей жердью. Вылез на топляки, быстро нашел опору для жердины и загородил нору. А через какие-то секунды корма шитика уже наткнулась на нее. Затрещали сучья, не выдерживая напора кормы. Моя жердина тоже выгнулась. Как бы она не треснула, если подгнила внутри. Я напрягся из последних сил. Галка в двух шагах от меня. Я вижу ее побледневшее от страха лицо и скорее догадываюсь, чем слышу, что она кричит мне.
– Терпи, терпи, Миша-а!
А у меня уже мочи нет. Руки одеревенели, разжимаются пальцы.
– Терпи, милый!..
– умоляет Галка.
Я ничего уже не вижу: перед глазами поплыли какие-то желтые круги. Я даже дохнуть не мог, жердь сдавила мне грудь.
И вдруг - та-та-та... Торжествующе затарахтел мотор, и шитик бешено рванулся вперед, обдав меня брызгами. Потеряв опору, я булькнулся в воду и чуть сам не попал в "нору" вместо спасенной Галкой лодки. Но даже испугаться не успел: под руки мне подвернулся затопленный куст черемухи, и я выбрался по нему на берег.
Меня всего обметало желтой пеной и всяким мусором древесным и травяным, который крутился возле норы в водовороте. Я выбрал место поудобнее - вдоль обрыва тянулась узенькая терраса - и стал приводить себя в порядок. Это был предлог маленько успокоиться и прийти в себя. Я уж говорил, что, несмотря ни на что, Галка мне все же нравится, хотя умом своим я и понимаю: вместе нам никогда не быть. Биологическая несовместимость характеров.
Она причалила шитик рядом с дюралькой. Кольча помог ей сойти на берег. Когда я подошел к ним, сполоснув и выжав одежду, он крутился возле нее как побитая собачонка, шельмуя себя самыми распоследними словами.
– Я жалкий, презренный трус. Я подлый...
– Но тебя же воспитывает мужчина!
– не удержался я, едва сдерживаясь, чтобы не рассмеяться.
Однако не понял Кольча, что я его дневничок цитирую. Вот как его чебурахнуло!
– Плохо, значит, воспитывает, Миха!
– Он вдруг скривил губы и... заплакал. Со стыда, с отчаяния, от бессильной злости на себя.
А Галка, безучастная ко всему, устало поникнув, сидела на галечнике. Мне кажется, только сейчас до нее дошло, какой опасности они подвергались. По щекам у Галки покатились слезы. Они текли сами собой, она не всхлипывала и даже не шевелилась. Она не замечала их.
Мне стало не по себе.
Вот бы золотничники увидели нас в эту минуту!..
29
Командор поднялся вверх по ручью до пустоши, которая позавчера помешала ему выслеживать Антошку с его напарником, оглянулся и еще раз посмотрел на свежий горельник. Картина была удручающая: вся покать лощины, спускающейся к речке, точно соляркой облита. Ни одной живой былинки...
Прошел Ванюшка чистину, придерживаясь ориентиров, намеченных им с кедра, и попал на старую гарь. Она уже покрылась подростом сосняка, березками, и всю ее заполонил густо разросшийся малинник. Среди пышной зелени вздымались еще кое-где костлявые скелеты мертвых деревьев, точно стадо оленей тут бродило, выставив свои ветвистые рога. В одном месте Ванюшка так засмотрелся на них, что не заметил подвернувшуюся под ноги стеклянную фляжку - бутылку из-под коньяка, он прошел бы мимо, если бы она не отскочила от его сапога, со звоном ударившись о камень.