Белая ведьма, черное проклятье
Шрифт:
— Мне понравился твой брат, — сказал он, не зная о моих мыслях. — Но смотреть, как он относится к тебе, словно к ребенку, каким ты была, когда он уехал, раздражает меня. Мой старший брат делал то же самое. Хотел заставить меня гордиться им.
— Мммм.
Я позволила нашим телам еще немного побыть рядом, удивляясь тому, что он говорил все подозрительно правильно.
— Робби уехал от нас, когда мне было тринадцать. У него не было возможности видеть мое взросление.
Наши руки соприкоснулись, когда я перевернула страницу, но он, казалось, не заметил этого.
— И
Маршал засмеялся, потом более внимательно присмотрелся к тексту, описывающему, как сделать пузыри, которые не лопнут до восхода, и я почувствовала себя лучше, когда он решил, что не все проклятья были плохими. Я полагаю, их можно было использовать, чтобы заставить появиться пузырь у кого-нибудь в легких и удавить этого человека, но еще ими можно было развлекать детей.
— Спасибо за то, что пошел со мной тогда к моей маме, — тихо произнесла я, глядя на него, а не на проклятья, которые он перелистывал. — Не думаю, что смогла бы просидеть там весь вечер, слушая рассказы о Синди, за которыми неизбежно следовало бы «А когда же у тебя появится парень, Рэйчел?».
— Мамы все такие, — сказал он озабоченным тоном. — Они просто хотят видеть нас счастливыми.
— Я счастлива, — сказала я кисло, и Маршал усмехнулся, возможно, пытаясь запомнить проклятие, которое превращало воду в вино. Хорошая попытка, но он не сможет его активировать, не имея нужных ферментов в крови. А вот я могу.
Вздохнув, я целиком переложила книгу на его колени и взяла другую. Здесь было холодно, но мне не хотелось спускаться вниз, рискуя разбудить дюжину пикси. Не ревновала ли я к тому, что у Робби, казалось, было все, что нужно в жизни? К тому, как легко ему это далось?
— Ты знаешь, — сказал Маршал, уже не глядя в книгу, он смотрел на меня. — Мы можем больше не придерживаться тех рамок, которые установили… между нами, я имею в виду.
Я застыла. Должно быть, Маршал почувствовал это, потому что наши плечи соприкасались. Я ничего не сказала, и вдохновленный отсутствием отрицательного ответа, он добавил:
— Я имею в виду прошлый октябрь: тогда я не был готов к серьезным отношениям в своей жизни, но сейчас…
У меня перехватило дыхание, и Маршал быстро произнес.
— Хорошо, — проговорил он, увеличивая расстояние между нами. — Извини. Забудь о том, что я сказал. Я не разбираюсь в языке телодвижений. Моя вина.
Моя вина? Когда кто-нибудь из моих знакомых говорил такое?
Но позволить этому продолжаться, ничего не сказав в ответ, я не могла, особенно если иногда я думала о том же самом. Я облизнула губы и аккуратно сказала, глядя в книгу на коленях.
— Мне было весело с тобой последние несколько месяцев.
— Все в порядке, Рэйчел, — перебил он меня, отодвигаясь еще дальше от меня на старом диване. — Забудь, я ничего не говорил. Эй, я просто пойду, ладно?
Мой пульс подскочил.
— Я не прошу тебя уходить. Я говорю, что мне хорошо с тобой. Раньше мне было больно. Да и сейчас иногда тоже, но я много смеюсь, и ты мне нравишься.
Он поднял голову, со слабым румянцем на щеках, в его карих глазах притаилась новая ранимость. Мыслями я вернулась ко вчерашнему вечеру и ко мне, сидящей на полу кухни, когда никто не мог помочь. Испуганная, я сделала глубокий вдох.
— Я подумаю об этом.
Маршал выдохнул с облегчением, словно внутри у него развязался узел.
— Когда ты была в больнице, — быстро сказал он, — Боже, помоги мне, но внезапно я увидел то, что мы делали последние пару месяцев, и кое-что причинило мне боль.
— Я тоже не почувствовала там ничего хорошего, — пошутила я.
— И потом Дженкс рассказал мне о твоем падении на кухне, — добавил он с искренним волнением. — Я знаю, что ты можешь позаботиться о себе, и у тебя есть Айви и Дженкс…
— Линия прорвалась сквозь мою ауру, — объяснила я. — Было больно.
Мои мысли вернулись к чувству ревности, которое я испытывала весь вечер, сидя рядом с Маршалом и слушая сияющего Робби, расписывающего прелести Синди. Почему же у меня в жизни не могло быть чего-то подобного?
Маршал потянулся к моей руке, при этом пространство между нами показалось мне еще больше.
— Я люблю тебя, Рэйчел. Я имею в виду, действительно люблю, — сказал он, почти пугая меня. — Не только потому, что у тебя очень сексуальные ноги и с чувством юмора все в порядке, или потому, что ты помогаешь в расследованиях и находишь время спасти щенка с дерева.
— Это было действительно глупо, не так ли?
Он сжал мои пальцы, привлекая к ним мой взгляд.
— Дженкс сказал, что ты была там одна и могла сделать что-то очень глупое, пытаясь спасти то приведение.
На этом я сдалась в своей попытке казаться легкомысленной.
— Я не одинока.
Может, Мия и была права, но мне бы этого не хотелось. Даже если и так, я сама могла стоять на ногах. Я делала это всю жизнь и дальше смогу. Но мне не хотелось этого. Я задрожала: то ли от холода, то ли от нашей беседы, и Маршал нахмурился.
— Мне бы не хотелось разрушать то, что есть между нами, — тихо сказал он в абсолютной тишине зимнего дня.
Он медленно подсел ближе, и я переложила книгу с коленей на пол, чтобы сесть напротив него и проверить чувства, в которых я была не очень уверена. И то, что я чувствовала, беспокоило меня.
— Друзьями тоже быть не плохо, — добавил он, будто действительно так считал. — У меня до тебя никогда не было таких хороших отношений с женщиной, и я достаточно умен и опытен, и достаточно много старался, чтобы привести общение к этому этапу.
— У меня тоже, — сказала я, почти разочарованная. Я не должна была полагаться на него, приводить его сюда. Я была опасна для всех, кто мне нравился, не считая оборотней и вампиров. Я заставлю Ала задуматься над причинами этого. Мне бы не хотелось, чтобы Дженкс оказался прав в том, что я хочу недостижимого и использую это как отговорку, чтобы оставаться одной. Сейчас у меня отличные отношения с Маршалом. А то, что они не переходят в физические отношения, не делает их менее реальными. Или делает? Мне хотелось заботиться о ком-нибудь. Мне хотелось любить кого-то и не бояться. Я не хотела позволить Мии выиграть.