Белая весна
Шрифт:
Какие еще варианты? Остается только кое-как разведанная кладовка.
Там можно вытащить из кармана жуткой больничной пижамы портсигар (контрабанда), извлечь сигарету (смертный грех!!!) и наконец получить дозу любимого яда (да, ДА, ДА!!!). Не так уж много слабостей было у рыцаря Освобождения, но хороший табак в них входил.
Пусть две-три папиросы в день, не больше, но обязательно! И хорошие! Настоящие! Не эрзац, в котором только резаного лопуха не хватает, а табак из колоний, как и положено, маисовый лист вместо бумаги, даже фильтр есть. Редкость, но Урагану
5
Фильтр для сигарет был изобретен в 1925 году, автор – Б. Айваж. В массовое производство пошел в 1927 году, но в Русине чуточку пораньше. (Прим. авт.)
И тут…
Не успел он докурить, как в ЕГО личную кладовку вваливается какая-то девчонка… да Ураган чуть сигарету не проглотил с испуга! Э-э-э… от неожиданности. А так он совершенно не испугался, правда-правда.
– Ой…
Девушка дернулась в руках Урагана и затихла. Только всхлипывала еле слышно.
– Вы кто? – тихо спросил жом.
– Ида… А вы?
– Константин, – признался Ураган. По имени к нему уж сколько лет никто не обращался, все партийная кличка. Но в больницу по кличкам не принимают, разве что ты – пес Полкан.
– Ар-р-р-р-р-р-р…
– Ой, – непроизвольно вырвалось у рыцаря Освобождения. И неудивительно.
Вот теперь настала очередь жома Урагана нервничать.
Поймите правильно, сам по себе он собак не боялся, даже больших. Особенно больших.
Но не в темной кладовке. Не с девушкой. И кто там знает, что замкнет в голове у этой дворняги? Решит, что его хозяйку обижают, и…
Жома потянуло прикрыться. Резко. Лучше чем-нибудь металлическим. Непрокусываемым. Типа пояса верности для мужчин.
– Полкан, лежать. Все хорошо.
Голос девушки намекал на обратное, но Костя решил подождать немного с вопросами. Успеет он еще, разберется. А сейчас важнее успокоить и убедить в своей безобидности. М-да, слышал бы кто про безобидного и доброго Урагана. Жом Пламенный прослезился бы.
– Я могу вам чем-то помочь, тора?
Он наконец вспомнил и имя, и лицо, и голос…
Его личный ангел. Жаль только, что она так редко заходила в палаты. Как объяснила одна из медсестер, Ида – личная операционная медсестра самого доктора Рагальского! Вот лично ЕГО!
Так что облизнись, жом, и свободен! И если будешь распускать руки, тебе сломают вторую ногу.
Ураган не внял бы предупреждению, но нога, зараза, болела вовсе уж невыносимо. Даже сюда доползти и то было немалым подвигом. Вот потом, когда он придет в себя…
Зацепила?
Он даже самому себе боялся в этом признаться. И мысленно пилил себя.
Ну куда ты лезешь, старый козел?! Девочке лет шестнадцать, не больше, ей двадцатилетнего нужно, такого же юного, легкого, счастливого, а не тебя… у вас же разница вдвое… даже доктор – и то лучше, чем ты! Он хотя бы может прожить долго, он мирный человек, а тебя… если чужие не пристрелят, то свои сожрут.
Особых иллюзий Ураган не питал, он нужен, пока идет борьба. Потом…
Потом его жизнь полетит в огонь Освобождения.
Раньше это казалось достойной целью, справедливым разменом, а вот сейчас… сплошные проблемы от этих женщин! Раньше он и не задумывался о таком. А ведь и правда – впереди пустота и огонь. Это было грустно.
И не будет впереди ни теплого света домашнего очага, ни красивой девушки с голубыми глазами, которую так и хочется притянуть к себе, погладить по волосам, защитить от всего мира… да что ж ты за дурак-то?!
Ругательства не помогали. Сломанная нога отрезвляла намного больше.
А вот теперь… грех было бы не сориентироваться, а уж тупостью жом не страдал. Первый он бы не решился сделать шаг, но раз уж так сложились обстоятельства… разве можно упустить случай? Если судьба?
Ида всхлипнула еще раз. И еще…
– Тора, вас кто-то обидел? Давайте я его пристрелю?
Ураган тут же обругал себя за дурацкое предложение, но очередного всхлипывания не последовало. Вместе него послушался тихий, пока еще прерывистый голос:
– Яна говорила так же.
– Яна?
– Моя сестра. Старшая. – Девушка опять хлюпнула носом. – Я не знаю, где она сейчас…
– Она говорила правильно, – утвердил жом.
– А я…
Всхлипы наконец превратились в рыдание, и жом притянул к себе девушку. А про себя отметил, что обращение «тора» ей более чем привычно.
Тора, не жама.
И как с этим жить дальше?
Долго Ида себе расклеиваться не позволила. Минут десять – и довольно. Яна вспомнилась, потом еще мать, Аделина Шеллес-Альденская. Она смотрела прищуренными голубыми глазами, вскидывала голову и надменно пожимала плечами.
Кто-то посмел не оценить дарованное ему судьбой счастье? Радуйтесь, дитя мое, что разобрались вовремя, идиоты нам не нужны.
Еще и Полкан сопел рядом. И мужчина, который обнимал Иду… от него пахло почти так же, как от отца. Петер Воронов тоже любил хороший табак, хотя курил редко.
– Тор Константин? – тихо позвала Ида.
– Жом Константин, к вашим услугам.
Ладно. Был он некогда тором. Но ни к чему сейчас вспоминать ту фамилию и ту семью. Только имя и осталось. А человек умер. Он уже другой, совсем другой.
– Жом Константин, я вас знаю?
– Знаете. Я тот счастливец, что сломал ногу.
– Счастливец?
– Иначе я не знал бы вас.
Ида помолчала пару минут. Подумала. Кое-как провела ладонями по мокрым щекам, пригладила волосы, собралась с духом. Скоро надо выходить.
Одно утешение – Ида пошла в мать. Вот Яне плакать было нельзя, у нее мигом нос распухал и глаза становились как у кролика. А Аделина Шеллес-Альденская…
О, слезы тоже были ее действенным оружием. Долго плакать Аделина не могла, но минут десять ее кожа и глаза вполне выдерживали. Глаза не краснели, сопли не текли, кожа не покрывалась некрасивыми пятнами… воплощенное благородное горе. Петер всегда сдавался перед этим зрелищем.