Белая ветка
Шрифт:
– Интересно...
– игриво сказала девушка и рывком оправила упавшую на лоб темную прядь, - а я думаю, чего это они стольких наплодили, - оба улыбнулись, но улыбки вышли разные. Это были улыбки разных миров. И миры эти не должны были даже встретиться, а тем более находиться рядом. В школах, где училась эта девушка, девочки поджигают друг другу волосы, бьют друг друга ногами по голове, бьют компанией, тычут пыльными
Моя мысль часто движется примерно следующим образом. Шестого, допустим, августа прошлого, скажем, тринадцатого года я был на даче. Мы с друзьями съездили до магазина, что в соседнем селе, взяли пивка, пожарили сосисок на берегу реки. Вот огонь и вода. Говорят, на них вечно можно смотреть, а мне на огонь неинтересно. Я смотрел на воду, на жизнь такую, какой отразилась она в этом месте. Потом в постели читал Андрича "Мост на Дрине". Так ведь и не дочитал. И в тот же самый день, шестого, допустим, августа тринадцатого года жил-поживал знакомый этой девушки Иван. В тот день он поиграл в мяч, вечером попил пива с друзьями во дворе, и что-то важное для него с ним происходило. А пятнадцатого августа я уже вернулся домой, вот до библиотеки добрался. Чтение закончилось прогулкой, мысли выудили что-то из сплетений переулков, из старых стен города, а вечером с подружкой в кино сходили. А Иван, что делал пятнадцатого августа Иван? Он с женой на море. Лежал на пляже, купался у тех берегов, до которых я, быть может, еще доберусь, выпивал и ел суши в дешевой кафешке, вспомнил друзей, проведал звонком мать, подумал о ней какое-то время, стареет все-таки, здоровье уже не то. Вот и прошел незаметный курортный день. А двадцать девятого августа погода была серой и вялой. Я толком ничего и не сделал из намеченного. За что ни брался, все валилось
Что там наш Демосфен с его Шопенгауэром? Как страшно ему было бы встретить друзей детства его возлюбленной! Он красивый, серьезный, культурный, возможно, даже с героическим характером. Он может быть думает о том, как помочь стране, в которой очень страшно жить, но не понимает этой страны. Его девушку лупили ногами одноклассницы в тот день, когда он защищал диплом, и это сложно понять. А теперь он оставил машину на работе. Испугался пробок? Вряд ли. Наверное, они просто собираются выпить.
– Лимита чертова, - прошипела обрюзгшая тетка. Девушка с ненавистью посмотрела на нее. Спутник же сделал вид, что не услышал.
Галдели дети. Учительницы безрезультатно пытались их утихомирить, а неопрятный мужчина иногда поднимал глаза от своих записей и подмигивал то одному, то другому ребенку.
– Да-да, я уже совсем скоро буду. Я уже на Хлебной площади. Да-да, конечно куплю. Обязательно. Не беспокойся. Очень люблю тебя. Что-что ты говоришь? Алло?
– это тот самый неприметный мужичок в кожаной куртке и поблекших джинсах говорил по телефону. Я и не замечал его всю дорогу. А теперь связь прервалась, и он с какой-то неловкой разочарованной улыбкой убрал телефон в карман. Поезд выехал на станцию "Камю".
"Камю" - "Хлебная площадь"
В открывшиеся двери первой, конечно, вывалилась учительница. Кто-то вышел, кто-то вошел. А я тем временем стал потихоньку протискиваться к дверям, чтобы не расталкивать людей на следующей станции. Девочка с тубусом улыбнулась с закрытыми глазами. Деловой человек в синем костюме поправил электронную сигарету, видимо опасаясь, что она выпадет из кармана. Поезд тронулся. И вдруг грохнуло. Швырнуло и разорва