Белая женщина, белая птица
Шрифт:
Криспин и сам работал на этих полях лет пять назад, не найдя для себя лучшего занятия после службы в армии. Когда пшеничные нивы и фруктовые сады впервые обрызгали новыми стимуляторами, на растениях остался вязкий налет, мерцающий в лунном свете. Благодаря этому унылый сельский ландшафт стал похож на поле битвы. Повсюду лежали трупы чаек и сорок с клювами, увязшими в серебристой массе. Криспин тогда спас многих полуживых птиц, очистив им клювы и перья и отпустив их лететь в родные гнезда.
Спустя три года птицы возвратились. Первые гиганты, бакланы и черноголовые чайки, в размахе крыльев достигали десяти-двенадцати футов и своими огромными клювами могли надвое перекусить
Осенью следующего года появилось новое поколение птиц, еще крупнее. Воробьи были величиной с орла, бакланы и чайки размерами крыльев не уступали кондорам. Эти огромные существа, согнанные штормами с побережья, истребляли скот на лугах и нападали на семьи фермеров. Какие-то неведомые причины заставляли их снова и снова возвращаться на отравленные поля. Но это были только передовые отряды — воздушной армаде из миллионов крылатых гигантов еще предстояло затмить небо над страной. А люди служили голодным птицам чуть ли не единственным источником пищи.
Защищая ферму, на которой он жил, Криспин не успевал следить за ходом войны с птицами во всем мире. Ферма, отстоящая от побережья на каких-нибудь десять миль, находилась на осадном положении. Уничтожив молочный скот, птицы стали ломиться в дома. Однажды среди ночи, разбив деревянные ставни, в комнату Криспина ввалился огромный фрегат. Схватив вилы, Криспин проткнул незваному гостю шею и пригвоздил его к стене.
После гибели фермера, его семьи и троих работников, Криспин покинул разоренную ферму и вступил добровольцем в заградительный отряд. Вначале офицер, возглавлявший колонну моторизированной милиции, отказался от его услуг. Внимательно рассмотрев невысокого парня с внешностью хорька, с носом, похожим на клюв, и звездообразной родинкой над левым глазом, и не увидев в его глазах ничего, кроме жажды мести, он отрицательно покачал головой. Однако чуть позже, пересчитав трупы птиц вокруг кирпичной печи, которую Криспин, вооруженный одной лишь косой, превратил в неприступный бастион, офицер передумал. Криспину дали винтовку, и спустя четверть часа колонна двигалась по разоренным полям, заваленным скелетами коров и свиней. Раненых птиц, встречавшихся на пути, тут же пристреливали. В конце концов Криспин оказался на сторожевом катере, дряхлом суденышке, ржавеющем на мели между рекой и болотом, в обществе карлика, который катался по реке в плоскодонке, лавируя среди мертвых тел, и безумной женщины, гуляющей по берегу и плетущей венки из перьев.
Целый час, пока женщина хозяйничала во дворе по ту сторону дома, Криспин слонялся по катеру, не зная, чем заняться. Наконец она вышла из-за дома с корзиной для белья, полной перьев, и высыпала их на стол возле беседки.
Криспин прошел на корму, пинком распахнул дверь и, заглянув в сумрак камбуза, окликнул:
— Квимби, ты здесь?
Сырой камбуз стал для карлика вторым домом; ночевал он в деревне, а днем наведывался на катер, в надежде стать очевидцем новых баталий с птицами.
Ответа Криспин не получил. Он повесил винтовку на плечо, поправил пулеметные ленты и, не сводя глаз с дымка от костра на том берегу, спустился по скрипучему трапу в моторную лодку.
Вокруг катера скопилось так много мертвых птиц, что образовалось подобие белого плота. После безуспешной попытки выбраться на открытую воду, Криспин заглушил мотор и взял в руки шест. Многие птицы, запутавшиеся в тросах и канатах, сорванных с палубы, весили не меньше пятисот фунтов. Криспину с трудом удавалось раздвигать их шестом, и лодка удалялась от катера очень медленно.
Комендант района говорил, что птицы — родственники рептилий. Именно этим, видимо, объяснялась их ярость и слепая ненависть к млекопитающим. Но Криспину лики птиц, омываемые медленными струями воды, напоминали дельфиньи — такие же выразительные, непохожие друг на друга, почти человеческие. Сейчас, когда его лодка продвигалась среди тел, Криспину казалось, будто два месяца назад на него напали не птицы, а крылатые люди, движимые не жестокостью, не слепым инстинктом, а какой-то загадочной, непостижимой для него целью.
На другом берегу, на прогалине среди деревьев, серебрились неподвижные тела, похожие на ангелов, павших в апокалиптической битве небес. У берега на мелководье лежала стая огромных (десять футов от макушки до хвоста) крутогрудых голубей, среди них несколько сизых. Глаза у них были закрыты, и казалось, они спят, разметавшись на песке под теплым солнцем. Придерживая пулеметные ленты, норовившие съехать с плеч, Криспин спрыгнул на песок и вытащил лодку из воды.
Миновав луг и обойдя вокруг дома, он увидел женщину. Она раскладывала на столе перья для просушки. Слева от стола, около веранды с выбитыми стеклами, стояло нечто вроде шалашика для костра — грубый деревянный каркас, сооруженный из обломков беседки, а на нем — перья. Все вокруг напоминало о разгромах, которым ферма не раз подвергалась за последние годы. Птицы разбили почти все стекла в доме, загадили пометом сад и двор.
Женщина повернулась к нему лицом, и Криспин удивился: взор у нее был ясен, и ее ничуть не испугала его разбойничья внешность. Вблизи ей можно было дать лет тридцать, не больше. Когда он смотрел на нее в подзорную трубу, она выглядела гораздо старше. Ее светлые волосы оказались пышными и ухоженными, как оперенье птиц, лежащих окрест. Всем остальным она походила на свой запущенный дом: лицо обветренное, будто она нарочно подставляла его студеным северным ветрам, платье замасленное, с обтрепанным подолом, а на ногах — старенькие сандалии.
Криспин остановился — он поймал себя на мысли, что не знает, зачем вообще пришел к ней. Глядя на перья, лежащие на каркасе шалашика и на столе, он уже не думал, что она бросила ему вызов. Напротив, Криспину казалось, молодую женщину и его связывает нечто общее — быть может, беды, выпавшие на их долю в недавнем прошлом.
Оторвавшись от работы, женщина произнесла:
— Скоро высохнут. Солнце нынче хорошо греет. Не могли бы вы мне помочь?
Криспин неуверенно шагнул к столу.
— Что вы сказали? А, конечно, — пробормотал он.
Женщина показала на одну из уцелевших стоек беседки. Она уже пыталась спилить ее, но полотно накрепко застряло в прорези.
— Допилите, пожалуйста.
Криспин снял с плеча винтовку и подошел к беседке. Указав на полуразвалившуюся изгородь, окружавшую заросшие сорняком грядки, он спросил:
— Вам нужны дрова? Лучше пустить на них забор.
— Нет, мне нужны стойки. Они прочные, — видя, что Криспин стоит на месте и держит винтовку за ремень, она нетерпеливо добавила: — Вы умеете пилить? Обычно мне помогает карлик, но сегодня он не придет.
Криспин поднял руку, успокаивая ее.
— Я помогу вам. — Он прислонил винтовку к стенке беседки, не без труда выдернул ножовку и сделал новый надпил.
— Спасибо, — сказала женщина.
Она стояла и улыбалась, глядя, как он работает, и слушая похлопывание пулеметных лент по его груди и плечам. Криспин на минуту остановился, неохотно снял ленты, эти знаки своего авторитета, и бросил взгляд в сторону катера. Поняв намек, женщина спросила:
— Вы капитан? Я видела вас на мостике.