Белеет парус одинокий. Хуторок в степи
Шрифт:
На что Петя, снисходительно улыбаясь, ответил:
– Конечно, не все, а лишь некоторые. Преимущественно те, которые совершают восхождения на горные вершины. Потому что там может налететь снежная буря. А без альпенштока и вовсе не подымешься – ужасно скользко.
– А вы подымались?
– Сколько раз! – вздохнул Петя.
– Какой вы счастливый! – сказала Мотя, с обожанием рассматривая плащ и палку с наконечником.
Все-таки Гаврик не удержался, чтобы не заметить:
– Слышь, Петя, сними лучше эту хламиду, а то смотри, как ты жутко вспотел.
Петя презрительно промолчал.
Затем он стал с жаром рассказывать о путешествии, не жалея красок и стараясь не пропустить ни одной подробности. Гаврик слушал довольно равнодушно, зато Мотя, присевшая рядом с Петей на угол скамьи, время от времени шептала:
– Какой вы счастливый!
Впрочем, нельзя сказать, чтобы Гаврика совсем не занимал Петин рассказ. Только его занимало совсем не то, что Мотю. Например, к извержению вулкана и метели в горах он отнесся без особого интереса. Но, когда Петя стал рассказывать о забастовке трамвайщиков в Неаполе, и о встрече с Максимом Горьким, и об эмигрантах, глаза Гаврика заблестели, челюсти сжались, и, стуча кулаком по Петиному колену, он приговаривал:
– Так, так! Вот это здорово! Вот это ловко!
Когда же Петя, понизив голос и боясь, что Гаврик ему не поверит, сообщил, что, кажется, он видел в Неаполе Родиона Жукова, то Гаврик не только поверил, но даже утвердительно закивал головой и весьма определенно сказал:
– Верно. Правильно. Он самый. Это нам известно. Он, наверно, как раз тогда переезжал из Каприйской школы в Лонжюмо к Ульянову-Ленину.
Петя с изумлением посмотрел на своего друга. Как он изменился за последнее время! Он не то чтобы вырос, возмужал – в нем появилась какая-то твердость, уверенность в себе и даже, – что больше всего поразило Петю, интеллигентность. Как свободно, естественно произнес он французское слово «Лонжюмо» и как просто, привычно прозвучала у него фамилия «Ульянов-Ленин»!
– А, так ты тоже знаешь Лонжюмо? – простодушно сказал Петя.
– Конечно, – улыбаясь одними глазами, сказал Гаврик.
– Там у них… партийная школа, – не совсем уверенно и немного поколебавшись перед словами «партийная школа», сказал Петя.
Гаврик некоторое время смотрел на Петю оценивающим взглядом, а потом весело засмеялся:
– А ты, брат, оказывается, за границей тоже время зря не терял! Кое в чем уже разбираешься. Молодец!
Петя скромно опустил глаза, но вдруг подскочил на месте, словно его ущипнули: он вспомнил происшествие на границе и почти бессознательно почувствовал, что оно имеет какую-то связь с последними словами Гаврика, точнее сказать – с их тайным смыслом.
– Слушай сюда… – сказал Петя возбужденно, но, посмотрев на Мотю, нерешительно остановился.
– А ну-ка, Мотя, пойди немножко пройдись, – строго сказал Гаврик, похлопав Мотю по плечу, на котором красиво лежала русая коса с ситцевой ленточкой.
Девочка поджала губы, но сейчас же послушно встала и ушла, из чего Петя заключил, что подобные вещи случаются в семье Черноиваненко довольно часто.
– Слушаю, – сказал Гаврик.
– Осипов просил передать товарищам, что его взяли на границе, – сказал Петя, понизив голос, и рассказал все, что случилось в таможенном зале станции Волочиск в тот день, когда они переезжали границу.
Гаврик очень серьезно, но молчаливо это выслушал и сказал:
– Сейчас.
Он пошел в хату, откуда через минуту вернулся с Терентием.
– А, вот и наш заграничник! – сказал Терентий, протягивая Пете руку. С приездом! Большое вам спасибо за письмо. Выручили нас.
Петя заметил, что Терентий тоже как-то изменился за лето. Хотя его широкое, тронутое оспой лицо мастерового человека было по-прежнему простодушно грубовато, но Петя почувствовал в нем гораздо больше твердости и внутренней независимости, чем раньше. Ново было также и то, что Терентий обратился к Пете на «вы». Так же как и Гаврик, он был по-домашнему босиком, но на нем были хорошие новые брюки, накинутый на жирные плечи летний коломянковый пиджак и свежая сорочка с металлической запонкой в верхней петельке, из чего можно было заключить, что Терентий носит крахмальные воротнички.
Терентий сел рядом с Петей на то место, где раньше сидела Мотя, и обнял мальчика тяжелой, сильной рукой за плечи:
– Рассказывайте!
Петя очень подробно повторил Терентию свой рассказ.
– Плохо дело, – сказал Терентий, почесывая босые ноги одна о другую. Уже второй транспорт проваливается. Прямо несчастье с этими студентами! Я говорил, что надо налаживать доставку через… – Терентий и Гаврик обменялись понимающими взглядами. – Ну и само собой, – обратился Терентий к Пете, – пусть это больше никого не интересует.
– Он уже кое-что соображает, – сказал Гаврик.
– Тем лучше, – как бы вскользь заметил Терентий и круто переменил разговор: – За границу больше не собираетесь? Ну и ладно. Дома тоже не плохо. А за письмо еще раз спасибо. Вы для нас сделали очень большое дело. Ну, стало быть, гуляйте у нас, гостите, а я пойду в хату – у меня там полно гостей. Еще побачимся. Я вам советую: пойдите на выгон, там Женька пускает новый змей, я ему купил в магазине Колпакчи. Самой последней конструкции, летает в любой ветер.
Видимо, он торопился поскорее вернуться к гостям.
– Мотя, что же ты бросила своего кавалера! – закричал он. – Забирай его и отправляйтесь на выгон! А я побегу. Извините…
Терентий быстрыми шагами пошел в хату, и Петя увидел в ее маленьких окошках множество народу. Петя почувствовал, что его спроваживают, но не успел обидеться, так как в это время появилась Мотя, Гаврик дружески взял его под руку, и они втроем отправились на выгон, где Женька Черноиваненко, брат Моти, очень похожий на Гаврика в детстве, но только получше одетый и более упитанный, окруженный всеми мальчишками Ближних Мельниц, запускал свой диковинный змей, совсем непохожий на те самодельные змеи, которые с помощью рамки из шести легких камышинок, листа газетной бумаги, клейстера, ниток и мочального хвоста сооружали мальчики Петиного детства.
34. Покупной змей
Это был покупной, магазинный змей, имеющий форму геометрической фигуры – параллелепипеда, обтянутого по краям канареечно-желтым коленкором, с тугими растяжками, что делало его отдаленно похожим на биплан братьев Райт.
Два мальчика стояли на цыпочках, подобострастно подняв над головой воздушное сооружение, а Женька с тонким конопляным шпагатом в руке выжидал подходящего мига, чтобы побежать через выгон, увлекая за собой летательный аппарат. Наконец он зажмурился и очертя голову бросился вперед против ветра. Змей круто взмыл вверх, заметался, закрутился и упал на траву.