Белинский
Шрифт:
Отобедавши у одного знакомого Михаила Семеновича, в пять часов вечера мы выехали из Екатеринослава. Проехали через Херсон, от него поворотили параллельно морю, от востока на запад, ехавши до того времени прямо от севера на юг. Жаль, что через Николаев проезжали ночью. Город большой, портовый, стоит он при слиянии Буга с Ингулом, образующим реку шириною верста и 70 сажен. Переправлялись на баркасе, с парусом и на веслах, ночь была чудная, месячная. На другой день, за 30 верст от Одессы, завидели Черное море, по берегу которого столько верст ехали, не видавши его.
В Одессу приехали в два часа ночи. Оригинальный
Есть в Одессе Пале-Рояль — четвероугольное здание, с садиком внутри, с галлереей кругом, с трех сторон, — с четвертой ход в театр. Тут лавки с модными товарами, кофейни, кондитерские, в галлереях всегда народ, сидят на скамейках, на стульях перед маленькими столиками, пьют кофе, шоколад, лимонад, оршад, едят мороженое. Все это довольно пестро, живо.
Для меня одно скверно: нельзя купаться в море — вода страшно холодна. Это странное море — вода в нем холодеет от южного ветра, который ее выворачивает со дна, а при северном теплеет. Приехавши, я взял ванну, теплую, из морской воды; меня от нее страшно расслабило — едва на ногах держался целый день. Завтра возьму похолоднее. Сдуру вымыл голову морской водой — четыре раза мылил, а грязи все-таки не смыл, потому что соленая вода уничтожает мыло. От смеси оставшейся в волосах грязи с морской водой моя голова до сих пор словно смолою вымазана».
В конце июля Белинский со Щепкиным выехали из Одессы в Крым, но не морем, как они предполагали сначала, а через Николаев и Херсон, где Щепкин должен был дать несколько гастролей. Путешествие стало утомлять больного Виссариона Григорьевича. Из Херсона он пишет: «Климат и природа здесь чудные, но нет лесов, и оттого тоска смертельная. Кругом выжженная солнцем сухая степь, воздух проникнут какою-то сухостью. Степь эта хороша в апреле и в начале мая, а после она выгорает. Дерево — редкость в степи, и это всегда ветла. В городах тополь и белая акация, но и те растут только по тридцати лет, ибо в это время корень их встречает каменистую почву и они сохнут».
Михаил Семенович Щепкин — великий артист и замечательно чуткий человек — старался развлекать затосковавшего Белинского. В Херсоне, когда от невыносимой палящей жары некуда было деваться и Виссарион Григорьевич буквально изнывал, Щепкин устроил прогулку по морю на баркасе. Верстах в четырех от города баркас причалил к берегу около рыбачьего поселка. Тут же по просьбе путешественников рыбаки закинули тоню, наловили свежей рыбы и сварили чудесную уху. Белинский был в восторге от прогулки и радовался, как ребенок.
В сентябре путешественники были наконец в Крыму. В степях полуострова они увидели стада баранов и верблюдов. Мирные животные, равнодушные ко всему на свете, кроме своей жвачки, вызвали едкую шутку Белинского. «Они, — заметил он, — смотрят решительно славянофилами… упорно держатся святых праотческих
В Симферополе путешественники задержались на несколько дней. Местоположение города показалось Белинскому пленительным. Дальше к югу, начинались горы, виднелся вдали Чатыр-Даг.
Но несмотря на то, что внимание и участие симферопольской публики к нему было очень велико, Виссарион Григорьевич начинает тосковать все сильнее по дому, по семье. «Не могу смотреть без тоски, — признается он, — на маленьких детей, особенно девочек. Ох, дожить бы поскорее до октября!», то есть до времени, когда контракт Щепкина кончится, и они оба смогут вернуться на север.
Севастополь был конечным пунктом маршрута. Славная крепость русского Черноморского флота напомнила Виссариону Григорьевичу его детство, проведенное в Свеаборге — северной крепости русского Балтийского флота. Белинский с наслаждением вдыхал в себя свежий морской воздух, любовался безграничной далью мора и ездил вместе со Щепкиным на военные корабли, куда радушно приглашали их моряки, горячо приветствовавшие любимого писателя и любимого артиста.
Путешествие закончилось. Белинский глубоко окунулся в недра родной страны, посмотрел многие города, полюбовался разнообразной богатой и прекрасной ее природой. Он видел тысячи людей разных профессий и классов; эти люди читали его статьи, знали его книги; для тысяч он был близкий человек, друг и учитель. Никогда раньше он не чувствовал такой кровной связи со своим народом, как теперь. Он возвращался в Петербург с новой энергией, готовый отдать новые силы на благо своей отчизны.
ПОСЛЕДНИЕ СИЛЫ — РОДИНЕ
В Петербурге его ждало радостное известие: Некрасов и Панаев решили приобрести журнал «Современник», основанный десять лет назад Пушкиным и после смерти великого поэта издававшийся Плетневым.
Белинский весь загорелся от этой новости. Он будет сотрудничать в журнале Пушкина, куда его хотел привлечь еще сам поэт! Исполняется его десятилетняя мечта. «Я ночи не сплю от страха, — признается он друзьям — ну, если кто-нибудь уже купил у Плетнева право на «Современник»! Легко может случиться, что кому-нибудь другому также пришла мысль издавать журнал. Конечно, «Современник» — единственный журнал, самый подходящий по своей литературной репутации… Вы ведь не можете понять, что значило бы для меня теперь расстаться с надеждой работать для «Современника».
Благодаря энергии Некрасова, ведшего переговоры с Плетневым, все формальности были скоро выполнены, и к новому, 1847 году появились публикации о переходе «Современника» в руки новых издателей и об участии в журнале Белинского.
Сотрудничество великого критика быстро сделало «Современник» самым популярным и авторитетным журналом в России. Виссарион Григорьевич передал в «Современник» рукописи, заготовленные для издания «Левиафана». Таким образом, в первых же номерах журнала появились произведения самых выдающихся русских писателей молодого поколения: Тургенева, Достоевского, Некрасова, Григоровича и многих других.