Белое, черное, алое…
Шрифт:
— Да, но конституционные права граждан вы можете нарушить либо с санкции суда, либо с последующим сообщением прокурору.
— Ах, Машечка, пока я буду под дверью в суде просиживать, охраняя конституционные права, всех в это время взорвут или перестреляют. Ты ж в прокуратуре работаешь! Будем считать, что мы прокурору сообщили.
— Да, Василий Кузьмич, кстати о конституционных правах, — вспомнила я. — Во-первых, вы обещали мне пленки с записью звонков к Вертолету, а во-вторых, на обыски к этим «лесным братьям» поехали?
— Пленки завтра будут. А на обыски поехали вместе с «братьями», как
— А Кораблев где?
— Нужен?
— Нужен.
Кузьмин снял трубку местного телефона и прорычал в нее:
— Кораблева ко мне, срочно.
В кабинете быстро материализовался Кораблев.
— Лень, посмотри, — протянула я ему листочек с данными о месте нахождения таксофона, откуда звонили в справочную больницы, — далеко от лежбища Анджелы?
— Напротив ее дома, — заключил Кораблев, изучив листок.
— Василий Кузьмич, пусть кто-нибудь съездит, — попросила я. — Только не Кораблев. Это ведь его подружка. Раз она час назад звонила из автомата возле дома, может, уже домой пришла.
— Господи, кого ж я пошлю, — заворчал Кузьмич. — Людей не напасешься.
— Ну вы решайте, а я пошла с Денщиковым заканчивать. Лень, у меня к тебе вопрос, все время забываю: куртку, которую ты пожертвовал на опознание, когда детям чвановским одежду Пруткина предъявляли, ты где взял?
— Где взял? — задумался Кораблев. — Сто лет назад купил на распродаже в РУВД. Еще когда дефицит распродавали на выездной торговле, помните? Ой, как давно это было! Тогда весь главк в таких куртках ходил. Но они быстро сносились.
— Ну чего, пошла, Машечка? А за Анджелой пусть Леня съездит, — сказал Василий Кузьмич.
— Как хотите. Я только вас попрошу, найдите мне доктора Котина из НИИ скорой помощи: у него лечится один мой потерпевший, с ножевой раной, мы с доктором договаривались созвониться сегодня. Если его на работе нет, хоть из-под земли достаньте. Ваша задача — убедить его позвонить мне в кабинет не позднее чем минут через пять.
Я вышла из кабинета начальника отдела и пошла допрашивать Денщикова, холодея от предчувствия полного краха. Ну не дурак Игорек, паразит, но не дурак, и обставился он наверняка по всем позициям. И тут меня пронзила догадка — что именно он мне скажет про Скородумова. Ну конечно, и я бы то же самое придумала. Он же следователь, и дела у него в производстве были самые разные. И Сиротинский с Бурденко у него в бригаде работали. Липовый обыск выписать — это риск. Человек может пожаловаться, да и прокурор, санкционируя постановление, поинтересуется, какие основания для обыска. Значит, надо придать обыску законный вид. Имея в производстве дела о нераскрытых преступлениях, это несложно. Для обыска нужны основания? Пожалуйста; что ему стоит всунуть в дело липовый протокол допроса Тютькина или Пупкина, в котором будет написано, что от одного знакомого он слышал, что к убийству потерпевшего причастен некий Скородумов, и еще тот хранит дома глубоководную мину. Вот и все. А свидетель, давший такие показания, может и вообще уехать на постоянное жительство в Республику Бурунди. Под эту марку можно и попытку завладения вещами Скородумова списать, и разговор со мной о выдаче вещей «кузену», который якобы документы потерял, — туда же. Мол, вели оперативную
С поганым настроением я пригласила терпеливо ждавшего Денщикова в кабинет.
У меня просто руки не поднимались напечатать в протоколе вопрос про Скородумова. Конечно, а чего мы с Лешкой ожидали? Что Денщиков слегка поглупеет, чтобы доставить нам удовольствие? Выпишет обыск с пометкой «левый»?
Я обстоятельно устроилась за компьютером и вывела на экран бланк протокола допроса. Украдкой посмотрела на часы, надо уложиться в пять минут до звонка.
Стала печатать свой вопрос, одновременно набрала по местному Кузьмича:
— Василий Кузьмич, нашли?
— Нашли, он на работе, сейчас тебе позвонит.
Я снова посмотрела на часы (теперь пора) и, как только звякнул телефон, выпалила:
— Игорь, вопрос тебе: знаешь ли ты Олега Петровича Скородумова и если да, то откуда? Тут у меня упал со стола листок бумаги, за которым я полезла под стол. А телефон все звонил, и я, нагнувшись и шаря под столом, попросила:
— Игорь, сними трубку!
— Але! — сказал Денщиков звонившему. — Мария Сергеевна? Здесь. Маша, это тебя.
— Спроси кто! — попросила я, не высовывая головы из-под стола.
— Але! Она занята, а кто ее спрашивает?
— Это доктор Котин из больницы, — сказал он, держа руку с трубкой на отлете.
Пора было уже принимать вертикальное положение. Я перевела дух, выпрямилась на стуле и взяла трубку.
— Мария Сергеевна? — прозвучал в трубке суховатый голос пожилого доктора Котина. — Вы просили, я позвонил.
— Здравствуйте, хорошо, что вы меня нашли. Как там наш больной поживает?
— Все, он из реанимации уже переведен в палату. Пошел на поправку, что называется.
— Правда? Ой, как хорошо! Из реанимации уже в палату! То есть сегодня с ним уже можно проводить следственные действия? Замечательно! Я подъеду в самое ближайшее время!
Денщиков заметно встревожился, следя за моим разговором. Криминалистику в университете я учила старательно и хорошо запомнила нравственный критерий допустимой следственной хитрости: умышленно вводить допрашиваемого в заблуждение нехорошо, а вот смоделировать такую ситуацию, в которой он не правильно оценит определенную достоверную информацию, — это пожалуйста. Не моя ведь вина, что Денщиков разговор с доктором, лечащим мальчика с ножевым ранением, принял за сведения про Скородумова. Я еще посмотрела на часы и пробормотала, как бы про себя: «О, может, еще сегодня успеем и в больницу съездить…»
— Ну что, вернемся к допросу, — предложила я наконец. — Как насчет Скородумова?
Тут я загадочно улыбнулась. Денщиков тоже улыбнулся мне в ответ, правда, несколько натянуто, а может, мне так показалось.
— Он проходил у меня по делу.
— По какому? — продолжала я, улыбаясь еще загадочнее.
— Да было у меня убийство двойное, так вот по нему были показания, что Скородумова видели возле квартиры за час до обнаружения трупов, и опознали его по фотографии. Я у него обыск провел, ну и последить еще за ним хотел, а опера мне говорят — мол, на наружку и не рассчитывай, очередь, вот мы сами и взялись.