Белое дело в России: 1917-1919 гг.
Шрифт:
Документальная база монографии построена на основе фондов, отражающих военно-политическую деятельность преимущественно центральных структур белых правительств и их политику в отношении местной власти и органов самоуправления. Рассмотрение повседневной, весьма разнообразной деятельности самой местной власти и местного самоуправления не входит в цели и задачи данной монографии. Для полноценного исследования их «текущей» работы требуется использование обширной Источниковой базы региональных архивов (в том числе и находящихся в странах Ближнего Зарубежья).
В монографии анализируются проблемы государственного устройства, лежащие в основе политического курса Белого движения, поэтому вопросы аграрной, продовольственной, финансовой политики затрагиваются лишь в той мере, насколько это связано с решением
Переходя к оценке степени изученности темы, следует обозначить специфику понимания термина «Белое движение», дать историографический обзор по данной проблеме. Современная отечественная историография Белого движения в гражданской войне достаточно обширна. Ушел в прошлое период «первоначального накопления» фактического материала, приходящийся на начало 1990-х гг. Вышли из печати «Очерки русской смуты» генерала Деникина, выдержали несколько переизданий «Записки» генерала Врангеля. Из последних фундаментальных изданий заслуживает внимания «Трагедия адмирала Колчака» С. П. Мельгунова и сборники документов в серии «Россия. XX век» («Дело генерала Корнилова» и «Процесс над колчаковскими министрами»). Увидели свет десятки монографий, учебнометодических пособий, содержащих в своем наименовании словосочетания «Белое движение», «Белое дело», «Белая Гвардия». Защищены многие докторские и кандидатские диссертации (1).
Между тем в историографии до сих пор нет четкого определения терминов «Белое движение», «Белое дело». Очевидно, что разрешение этой задачи представляется настоятельно необходимым. И следует согласиться с А. И. Ушаковым, специально исследовавшим данную проблему и отмечавшим, что, к сожалению, «… в отечественной исторической науке первых постперестроечных лет наблюдалась своего рода фобия в отношении любых методологических конструкций. Обязательный раздел автореферата любой диссертации, содержащий сведения о методологических основах исследования, как правило, сводится к стандартному набору ничего не значащих фраз о «принципах историзма», «научной объективности» и т. д. Здесь, видимо, имеет место элементарное незнание современных теорий исторического развития, рожденное долголетним безраздельным господством «единственно верного» учения…» (2).
Действительно, длительное господство «марксистско-ленинской методологии», общепринятого «классового подхода» привело к отказу от серьезных методологических построений вообще. Одним из критериев ценности в изучении Белого движения (как, впрочем, и других явлений в отечественной истории XX века) стало обязательное «введение в научный оборот» новых исторических источников. А поиск фактов нередко заменял собой их осмысление. В настоящее время важно разработать определенный подход к комплексному и неидеологизированному анализу имеющихся фактических материалов.
Сразу же оговоримся, что полнота определения термина «Белое движение» может оказаться достаточно условной. Хотелось бы выделить некоторые критерии его оценки, специфические черты его формирования и эволюции. Что отличало его от других движений, армий, организаций, ставивших своей задачей борьбу с советской властью и партией большевиков? Как оно определялось его участниками и современниками?
Одним из наиболее распространенных в зарубежной и современной исторической публицистике стало определение, данное А. И. Деникиным и И. А. Ильиным. Главнокомандующий Вооруженными Силами Юга России в юбилейной статье «Лик Белого движения» (15 ноября 1931 г.) отмечал, что в основу «Белой идеи» «легли и претворились в жизнь принципы чистые и высокие: национальное самосознание, глубокий патриотизм и подвиг…». Подчеркивал важность патриотической идеи И. А. Ильин: «… Белые никогда не защищали и не будут защищать ни сословного, ни классового, ни партийного дела: их дело – дело России – родины, дело русского государства» (3).
Более общим термином – «российская контрреволюция» – обозначал противников большевизма известный военный историк Русского Зарубежья генерал-лейтенант Н.Н. Головин. По его мнению, революция, проходя
Не вполне удачное обоснование соотношения терминов «контрреволюция» и «Белое движение» давалось в работе бывшего командующего Донской армией генерал-лейтенанта С. В. Денисова «Белая Россия». Эта книга, переизданная 50-тысячным тиражом в СССР, может служить примером попытки разобрать политическое, конъюнктурное содержание данных терминов. Задавшись целью опровергнуть актуальную в 1937 г. оценку Белого движения в советской историографии, Денисов пытался разъединить «контрреволюционное» и «реакционное» (то есть негативное) содержание Белого движения. Стремясь доказать порочность политики Временного правительства и сменивших его большевиков, он, по существу, доказывал революционный характер Белого движения. В результате революционером становился Николай II, санкционировавший Февральскую революцию своим отречением от Престола, и «послушные велению своего последнего Императора» «старые Русская Армия и Флот», а контрреволюционерами оказывались большевики.
Начальник штаба Ставки Колчака генерал-лейтенант М. А. Иностранцев выделял в качестве терминологического критерия политику «непредрешения», проводимую белыми правительствами: «… В истории – эпитет «белый»… со времен английской революции, а затем и Вандеи, определенно связывался с идеями и целями полного восстановления старого порядка, т. е. с целями реставрации и полного уничтожения всех результатов революции. На самом деле ни один из фронтов, действовавших против большевиков, в том числе и Сибирский, не преследовал этих целей. Цель была у всех одна – разбить большевиков и вернуться к правопорядку, предоставив затем народу избрать ту или иную форму государственного строя…» (5).
Одним из наиболее ранних и развернутых считается определение, данное П.Н. Милюковым. Он правомерно разделил термины «антибольшевистский» и «белый» и отметил спорность сложившихся в Советской России и в Зарубежье мнений, согласно которым Белое движение рассматривается либо как движение всех, «кто против большевиков», либо как движение, направленное на «реставрацию старого абсолютистского режима и старого дворянского землевладельческого класса». Но, по мнению бывшего лидера кадетской партии, «только часть этого (антибольшевистского. – В.Ц.) движения может быть названа «белой» и только часть «белого движения» – контрреволюционна и реставрационна». «Белый» и «реставрационный» характер этого движения развивался постепенно, и только с течением времени тактика вооруженной борьбы с большевиками сосредоточилась исключительно в «белых» армиях, с откровенно реакционными тенденциями. Соответственно менялось, постепенно сужаясь, и понятие «белого движения». Милюков акцентировал внимание на таких его чертах, как «всероссийская ориентация», чуждая «автономии» государственных новообразований на территории бывшей Российской Империи, узость «классового характера» белой армии, выражавшей «чувства и мысли землевладельческой и дворянской России», реакционное, реставраторское направление аграрно-крестьянской политики. В заключительных главах своего труда «Россия на переломе» он практически полностью отождествляет идеологию и политическую практику Белого движения с монархической реставрацией и, следовательно, реакцией.
Милюков отмечал хронологическую специфику эволюции Белого дела, считая, что в августе 1917 года, в ходе Московского Государственного Совещания, сложился «единый антибольшевистский фронт», а в 1920 году в белом Крыму существовал лишь союз «офицерства и бюрократии», ведущих «бесперспективную» вооруженную борьбу с советской властью.
Окончательное формирование Белого движения во всероссийском масштабе (как части «антибольшевистского») произошло после «переворота» 18 ноября 1918 г. и признания адмирала А. В. Колчака Верховным Правителем России. А вершиной реакционности и социальной ограниченности Белого движения стало правление генерала М. К. Дитерихса в Приморье и барона Р. Ф. Унгерна фон Штернберга в Монголии (6).