Белое на белом
Шрифт:
— Да, — дружная четверка голосов.
Все понятно. Кроме одного.
Что же там произошло на этой проклятой улице?
Посольский выход — это красиво. Все послы стран, которые удосужились прислать своих представителей, в орденах — крестах, звездах, фигурках — затянутые в черные фраки, с высокими лакированными цилиндрами. Впереди — глава Посольской палаты, который выбирается по жребию и в этот раз им является посол Беренда, немного таинственной страны за горами, про которую простому человеку известно только то, что там живут обычные люди,
Посольский выход — это красиво. Но ВНЕОЧЕРЕДНОЙ выход — это страшно.
Послы могут потребовать у короля права принять их, но по пустякам этим правом не пользуются. В девяти случаях их десяти такой выход заканчивается объявлением войны.
Торжественность и мрачность церемонии портил только шут Фасбиндер. В этот раз он нарядился в точно такой же черный фрак, как и послы, и все бы было ничего, если бы при этом он не добавил кое-что в одежду. В обычном костюме шут, с его неприметным лицом, практически сливался с толпой, чего допустить он никак не мог. Поэтому на лице шута находилась карнавальная маска кота. Иногда он ее снимал, но тут же надевал маску бегемота. Облики так и мелькали. Кот… бегемот… кот… бегемот…
Посольский змей дополз до трона. Трубы смолкли. Берендец — фамилии у них совершенно непроизносимы — взмахнул жезлом:
— Ваше величество, король Шнееланда, правитель Верхней марки и Убервальда, властитель Никозии, Леопольд Седьмой! — провозгласил он, — Посольская палата в лице посла короля Беренда, правителя Полана и Рута, Чуда и Пранцеванцеля…
Перечисление полного титула короля Беренда заняло минут пять. Иногда казалось, что в его титул входят названия всех городов, а также некоторых деревень покрупнее. Если бы не жребий, его только поэтому не сделали бы главой Палаты…
Послы спокойно стояли, ожидая окончания представления. Никто не переминался с ноги на ногу, не вздыхал, не говоря уж о зевках. Человек, который неуважительно относится к положенным ритуалам, никогда бы не стал послом. Такой человек даже близко не смог бы приблизиться к этой должности.
— …Гримогоста Гранцевщиде Рангцепольцентенга графа Цергелльлярского…
Если бы не жребий, этот посол НИКОГДА не стал бы главой Палаты.
— …приветствует тебя.
В переводе с посольского на человеческий вся эта речь означала «Здравствуйте».
Леопольд встал:
— Я, король Шнееланда, правитель Верхней марки и Убервальда…
Опять началось перечисление титулов сначала самого Леопольда, а затем его величества короля Горменца, короля Беренда.
— Приветствую тебя.
То есть, «И тебе здравствовать».
— Что привело тебя, глава, к моему трону?
— Ваше величество. Посол короля Фюнмарка…
Слава Богу, полные титулы тут уже не требовались.
— …Генрих ан Гульденброт, привел нас к твоему трону, чтобы здесь потребовать справедливости.
Секретарь тайного совета, Курт айн Бремен, стоявший в дальних рядах придворных и внимательно слушавший — потому что за спинами ему было ничего не видно — при этих словах почувствовал маленькие ножки мурашек, побежавших по спине. Требование справедливости означало, что совершено преступление. Преступление в отношении либо подданных Фюнмарка — дворян, понятное дело, кого будет заботить судьба простолюдинов — либо кого-то из посольского корпуса.
Кража? Но в таком случае нет необходимости собирать всю палату. Убийство? Неужели убийство?
Глава Палаты отстранился, вперед вышел невысокий, чуть толстый, как все фюнмаркцы, посол. Граф ан Гульденброт.
— Ваше величество, — начал он, — Сегодня ночью произошло ужасное преступление! Все обитатели нашего особняка на улице Горлицы убиты!
Тронный зал дружно ахнул.
— Айн Грауфогель, — обратился король к мэру столицы, — Что вам об этом известно?
Мэр вышел к трону:
— Ничего, ваше величество, — тихо произнес он.
Звучало как будто он признает свою вину, но уж Курт айн Бремен точно знал, что мэр так говорит всегда. По слухам, когда-то его пытались отравить. Мэр выжил, но отрава сожгла ему горло и громче говорить он просто не может.
— Ничего? — Леопольд побагровел, — Ничего?!! В моей столице — в ВАШЕМ городе! — убивают послов, а вы ничего об этом не знаете?!
— Это полностью моя вина, ваше величество. Если будет позволено, я готов провести полное расследование. Если будет на то ваше позволение, я готов даже согласиться с участием представителей Фюнмарка. Виновные будут найдены и казнены.
— Нет-нет, ваше величество, — вмешался посол, — прежде, чем начнется расследование, я хотел бы, чтобы специально созванная комиссия установила и зафиксировала все обстоятельства дела. Я расстроен и шокирован, поэтому могу быть предвзят. Если на то будет воля его величества, предложил бы пригласить в комиссию представителя двора, города, — кивок-поклон мэру — и представителей Посольской палаты. Скажем, послов Беренда, Брумоса и Ренча.
Послы двух из трех империй в комиссии… Звучит серьезно, но нужно учитывать ситуацию. Для Фюнмарка Шнееланд — наиболее вероятный враг, поэтому послом здесь будет самый умный и хитрый из всех, кого только сумел найти король. Для Брумоса и Ренча же Шнееланд — дикое захолустье и послов сюда отправляют в почетную ссылку. Поэтому, как бы странно это не звучало, посол маленького Фюнмарка сейчас опаснее, чем послы двух империй вместе взятые.
Вот только зачем созывать Посольский выход, а затем приглашать послов на осмотр места преступления? Гульденброт отговаривается тем, что хочет независимых представителей, но тогда ни он ни брандская полиция не сможет повернуть ситуацию в свою пользу. Не будь послов в комиссии — и фюнмаркец мог бы заявить, что ему что-то не показали или что-то превратно изложили. Сейчас такое невозможно. Тогда зачем? Или он что-то уже знает о произошедшем?…
— Господин айн Бремен, — прозвучал тихий голос.
Курт вздрогнул и посмотрел прямо в серые глаза стоявшего перед ним мэра.
На них смотрели все в зале.
— Вы отправляетесь с комиссией.
Боже, какой кошмар…
Разумеется, отказать Грауфогелю было нельзя, но, боже мой, задание от этого легче не становилось.
Десяток человек под тоскливым взглядом начальника столичной полиции перемещались по особняку, заваленному трупами — боже, даже юные девушки… — и у каждого убитого Курту приходилось писать под тихий говорок мэра ужасные вещи.