Белое на белом
Шрифт:
Во-вторых же, как юноша помнил из рассказов на лекциях, нынешний герцог Драккена был молод, почти что ровесник самого Ксавье, так что заполучить такого взрослого сына не успел бы ни при каких условиях.
Цайт побарабанил пальцами по столу, чувствуя, как его грызет неутолимое любопытство, бросающее людей в разнообразные авантюры, вроде путешествий на Северный полюс или в джунгли Трансморании.
«Ксавье, кто же ты такой?»
Наверное, если бы сейчас в библиотеку вошел Ксавье и честно рассказал бы о том, кто он такой, Цайт был
Любую загадку интереснее разгадать самому…
Ксавье не любил разгадывать загадки. Вернее, любил, когда это чистая игра ума и у тебя есть время на размышление, а самое большее, что тебе грозит за то, что ты не угадал — нехорошая оценка преподавателя.
А вот в жизни, когда время ограничено, и рискуешь ты получить не плохую оцену, а сталь под ребро или свинец в спину…
Нет, Ксавье не любил загадки.
Тем более что в жизни у них могло не оказаться ответа. Не только правильного, а вообще никакого.
Но сейчас приходилось решать…
По улице, твердо ступая по мокрым от тающего снега булыжникам — Госпожа Зима сдавала свои позиции Деве Весне — шагал, пристукивая элегантной тросточкой, уверенный в себе человек, одно лицо которого говорило о том, что в череде его предков насчитывается никак не меньше двадцати колен.
Во внутреннем кармане уверенного господина лежал плотный коричневый конверт, запечатанный двумя красными сургучными печатями.
До того, как господин дойдет до нужного ему места, Ксавье должен был добыть этот конверт и принести его сержанту.
В ресторане «Шен Катарин» любили встречаться и посидеть за столиками влюбленные парочки. Здесь можно было войти в отдельный уютный уголок, задернуть плотные шторы и представить, что в целом свете нет никого, кроме вас двоих. Даже официант не нарушит ваше уединение, а когда будут готовы блюда — деликатно позвонит в колокольчик, висящий над входом, предупреждая о своем появлении.
Во многих ресторанах звучала музыка. Не разухабистое пиликанье скрипок, как в придорожных трактирах или гудение дудок, как в пивных для рабочего сброда. Здесь плыли над посетителями чарующие волны фортепианной музыки, которую не гнушались играть даже знаменитые маэстро. Единственным недостатком было то, что нельзя выбрать мелодию на свой вкус, или попросить прекратить, если она наскучила.
Но «Катарин» был особым рестораном. И музыка здесь была особая.
Йохан покрутил рукоять музыкальной шкатулки, заводя пружину.
— Что выбрать? — спросил он свою спутницу.
Та мило улыбнулась:
— На ваш выбор.
Пальцы курсанты сдвинули рычаг вниз, определяя, что будет играть шкатулка, встроенная в стену.
Помедлив, рычаг остановился у медной таблички с выгравированным названием мелодии. Тихо прозвенел механизм, начали вращаться зубчатые колеса, зазвенели колокольчики, по которым простучали крохотные молоточки, запели струны…
Из нависающего над головой раструба в виде волшебного цветка зазвучала музыка.
В светлых глазах Каролины айн Зоммер засветилась улыбка:
— «Королева фей» Питера Сигала. Вы льстец, господин курсант.
Йохан улыбнулся в ответ, с удивлением чувствуя, что эта улыбка — не вымучена. Впервые за последнее время он может разговаривать с девушкой и не видеть за ее словами, за ее поступками, за ее душой…
Ложь. Мерзость. Коварство.
— Вы о чем-то задумались? — ангельские глаза смотрели обеспокоенно и тревожно, — Ваше лицо стало таким… Таким старым. Как будто вы заглянули в преисподнюю, а не в глаза девушке.
«Иногда, прекрасная Каролина, в глазах девушки можно увидеть преисподнюю…»
— О, нет, — улыбка снова заиграла на лице Йохана, — мне просто стали интересны ваши серьги. Очень необычные.
— Вам нравится? — Каролина коснулась тонкими пальчиками тяжелой серьги, мимолетом поправив выбившуюся из-за розового ушка прядь золотых волос, — В Брумосе сейчас стиль «механикус» вошел в моду.
В ушке покачивался золотой листок, только вместо ожидаемых капелек бриллиантов или цветных искорок других драгоценных камней серьга была украшена крохотными зубчатыми колесиками. Они тихонько вращались, цепляясь друг за друга и притягивая взгляд.
— Необычные. Как и вы сами.
Комплимент был тяжеловесен и неуклюж, но Каролина звонко засмеялась:
— Нет обычных людей. Каждый человек уникален. Но, господин курсант, вам не прискучило ли общение на «вы»? Мне казалось, что мы друзья.
— Друзья, — кивнул Йохан, чувствуя легкую дрожь во всем теле, — Вы знаете старинный обычай Зонненталя?
— А вы из Зоннеталя?
— Нет, я из Орстона, — юноша мысленно выбранил себя за невнимательность, — но мне известен этот обычай. Приобщение к застольному братству.
— Но я не хочу, чтобы вы стали мне… — Каролина лукаво взглянула, чуть наклонив голову — братом.
— А я вам расскажу. Приобщение к застольному братству имеет три ступени…
Йохан поднял бокал с красным искрящимся вином:
— Первая. Двое держатся левыми руками, правыми они одновременно выпивают бокалы, ударяют ими о стол и произносят «Друг». Вторая. Двое обнимают друг друга за плечи, одновременно выпивают бокалы, ставят их на стол, смотрят друг на друга и произносят «Брат».
— А третья?
Похоже, Каролина все-таки слышала об этом обычае, уж очень хитро она прищурилась. Кончик розового язычка пробежал по самому краешку губ.
— Она только для парня и девушки. И только когда никого нет рядом…
— Дальше… — выдохнула Каролина.
— Они касаются руки друг друга…
Пальцы девушки накрыли левую руку Йохана.
— Дальше…
— Они смотрят друг другу в глаза…
Какие они ясные…
— Дальше…