Белое на белом
Шрифт:
Честные люди, они такие предсказуемые…
Подходит капитан охраны, старый Курт. Сегодня он исполняет роль распорядителя дуэли. Ишь как смотрит, сыч…
— До крови, до невозможности, до смерти? — ровно спрашивает капитан, протягивая Фридриху и мальчишке… как там его… Вольфу две одинаковые шпаги.
Отвечать лейтенанту, как получившему вызов. Хм…
— До невозможности, — улыбается Фридрих капитану.
Не то, чтобы он сильно пожалел мальчишку — за такой подлый удар в лицо можно бы и убить — просто
— На линию.
Фридрих подошел к проведенной на войлоке черте. Лихо отсалютовал хмурому мальчишке и сорвал с острия шпаги совершенно не нужный помпон. Сегодня они не играют, сегодня — дерутся.
Юнец подошел к своей линии, взмахнул шпагой, приветствуя противника. Глаза Фридриха расширились. Господи! Да он вообще шпагу держать умеет?! Деревянная поза, заученные механические движения, шпагу сжимает так, что будь она птицей — давно бы уже сдохла.
Не только «ослик» но еще и «заяц». Не потому, что трус, а потому, что проткнуть его шпагой так же легко, как зайца — вертелом.
— Готовы? — сумрачно произнес капитан.
— Да, — кивнул юнец.
— Да, — ухмыльнулся Фридрих, не замечая легкой усмешки, шевельнувшей усы старика.
— Пусть битва начнется. Бой!
Ну что ж, поиграем.
Мальчишка, все так же скованно и неловко, бросился вперед. Фридрих легко скользнул вбок. Может погонять его по залу, пока «черноспинный» не упадет от усталости? Будет забавно.
Впрочем, лицо мальчишки было странно спокойным… но это ничего. Они все хорохорятся до первой крови. Сейчас…
Вперед.
Взмах шпаги.
Выпад!
Ни юнца, ни его шпаги не было там, где гусар ожидал их увидеть.
Спокойное — все такое же спокойное! — лицо оказалось внезапно близко, пропала неловкость движений.
Удар!
БОЛЬ!
Клинок мальчишки вонзился в правое плечо Фридриха, разрывая мышцы, жилы, сосуды… Кровь хлынула, заливая синий мундир и окрашивая в розовый цвет шнуры.
В горячке боя рана не показалась бы страшной, там и с отрубленной напрочь рукой продолжают сражаться не чувствуя боли. Но до стадии горячки Фридрих дойти не успел.
Боль!
Он упал на колени, зажимая рану, стискивая ее так, как будто хотел, чтобы боль ушла.
Мальчишка спокойно — все также сатанински спокойно! — стоял рядом, чего-то ожидая. Ах да…
— Можете ли вы продолжать поединок? — рядом со скорчившимся на полу лейтенантом остановились сапоги капитана.
Никогда. Никогда ни один гусар, если он еще жив, если только он не изрублен на куски, и находится в сознании, не остановит поединок «за невозможностью». Большего позора…
Фридрих, оскалясь, поднял голову и увидел глаза мальчишки.
Гусар не был трусом, он не был и «столичным гусаром», он воевал, он видел смерть, и врага и своих товарищей. Однажды — и до сего дня это было самое страшное воспоминание — в схватке на боле боя, когда две армии смешались в кипящее месиво кровавой резни, под Фридрихом убили коня. Он прокатился кубарем по земле, вскочил, нашаривая саблю, и наткнулся взглядом на уставившееся ему почти в лицо дуло ружья. Серый стальной круг, внутри которого — чернота. И из этой черноты смотрит смерть.
Глаза юнца были точной копией того дула.
В тот раз Фридриху повезло. Ружье дало осечку. Смерть подмигнул ему из черноты и ушел. Эти же глаза ясно говорили одно.
Сегодня осечки не будет.
— Не могу, — простонал лейтенант.
Лучше позор, чем верная смерть. Лучше сто раз трусом, чем один — трупом. Лучше жить на коленях, чем умирать — стоя… Лучше…
Никогда в жизни Фридриху айн Речу не было так паршиво.
Цайт покрутил головой:
— Это было… быстро.
Глаза Вольфа медленно превращались в привычные серые глаза застенчивого юноши.
— Он был хорошим фехтовальщиком. Сразу видно, по тому, как он держит шпагу, по движениям, по всему. После первых же выпадов он понял бы, как я фехтую и стал бы гораздо более осторожным. Я мог не справится.
Трое друзей подписали все бумаги о том, что в ходе тренировочного боя лейтенант седьмого гусарского полка Фридрих айн Реч по собственной неосторожно причинил себе травму и вышли в коридоры игорного дома в поисках куда-то запропавшего Йохана.
— Вольф, — Цайт, нервничавший до поединка мгновенно отбросил все плохие мысли, как только увидел победу приятеля, — ты и правда думаешь, что мог проиграть? Да я такого никогда не видел!
— Я видел, — кажется, Вольфа начинало немного трясти, — Мой отец всегда говорил «Никогда не считай себя непобедимым».
— Это он учил тебя фехтовать? — Ксавье остановился и оглянулся. Йохана нигде не было. Вообще людей было немного. Из игорной комнаты неподалеку вышли двое крупных мужчин в плохо сидящей и мятой одежде, один — с красным обветренным лицом, другой — белый как плесень в сыром подвале.
— Да, — кивнул Вольф, — первую шпагу я взял в руки в пять лет. Отец специально заказал ее под мой тогдашний рост.
— А первого человека ты убил во сколько лет? — Цайт пытался пошутить, но его улыбка слегка покривилась.
— В десять, — Вольф не шутил.
Ксавье промолчал. Своего первого «крестника» он поймал и прикончил в двенадцать.
— Йохан!
Молчаливый товарищ вышел из игровой комнаты. Из той самой, откуда несколько секунд назад вышли двое громил с лицами лесных разбойников. Ксавье оглянулся, но парочка уже исчезла.